Подшивалов умолк, Андрей сразу начисто забыл о предупреждении Маркова и попросил слова. А когда он заговорил, пытаясь разобрать темы лаборатории по их важности, Подшивалов гневно воскликнул:
— Критиковать других легче всего!
— Это не честно, Иван Спиридонович, — взволнованно ответил Андрей. — Мы все гордимся нашим филиалом и стремимся к тому, чтобы он работал лучше.
— Но вы-то еще ничего не сделали!
Андрей так и не понял, каким образом он вполз в странный спор. Ему пришлось только отвечать на реплики, сыпавшиеся со всех сторон. Даже Орич выкрикнул что-то о кабеле, который мокнет в поле и мешает проезду машин, и назидательно закончил:
— Надо беречь ценные материалы!
— А когда вы сдадите ваш аппарат к электрическому трактору? — с явной насмешкой спросила Шурочка Муратова. Уж ей-то было совсем не по чину выступать с такими вопросами на совете.
Орленов посмотрел на председателя, но Улыбышев был, кажется, вполне доволен тем, что критикану задали такую баню. Марина бросала на Андрея жалостливые взгляды. Нина упорно прятала лицо за чью-то спину.
В конце концов он сел, так и не поборов эту общую враждебность. Андрей чувствовал только одно: обструкция организована опытной рукой и должна показать ему, как опасно выступать одному против всех. Неизвестно, что будет написано в протоколе, который ведёт Муратова. А сцену на совете можно повернуть и так, что он окажется демагогом, болтуном. И уж во всяком случае теперь стало ясно, что о тракторе ему говорить не дадут.
Он взглянул на Маркова. Тот сидел спокойный, равнодушный, как будто ничего не произошло.
— Больше нет желающих выступать? — спросил Улыбышев. В голосе его звучало торжество. — Итак, есть предложение признать работу лаборатории частных проблем удовлетворительной…
— Позвольте мне, — вдруг сказал Марков. Улыбышев поморщился, но предоставил слово.
— Должен сказать, что мне тоже не понравилось выступление товарища Орленова, — сказал Марков. Орленов ниже склонил лицо. Он не ожидал нападения и с этой стороны. Кто-то крикнул:
— А кому оно понравилось?
Тем же холодным, методическим тоном, как будто читая лекцию, Марков продолжал:
— Не было никакого смысла нападать на частности, если нехороша вся система работы. Орленов хотел говорить о несовершенстве электротрактора, создаваемого в филиале, а успел сказать только о том, что нельзя ставить на один уровень создание поилки для кур, светоловушки для мух или комаров и, скажем, разработку нового метода ионизации семян. Однако и об этом ему не дали договорить…
— Прошу по существу! — жестко сказал Улыбышев.
— Я сейчас закончу, Борис Михайлович, — вежливо кивнул ему Марков. — Я хотел сказать, что если товарищ Орленов и в самом деле хочет избавить филиал от позора, которым может кончиться дело с электротрактором, то он должен был опереться на партийную организацию филиала, пригласить сюда инженера Пустошку, поднять и партийную организацию завода, тогда, может быть, мы здесь, ослепленные кажущимися успехами, поняли бы, что пока хвалиться нам нечем. Конечно же трактор требует коренной реконструкции! И конечно же ловушки для насекомых можно пока отложить. Важнейшие проблемы надо выдвинуть в первый ряд.
Подшивалов с неожиданной резвостью вскочил на ноги и крикнул:
— А вы-то о чем печетесь, молодой человек?
Марков усмехнулся и, покрывая шум, раздельно сказал:
— А я согласен с Орленовым, что нам пора перестроить всю работу филиала, и хотел, чтобы это поняли другие… — и сел, став опять равнодушным, как будто отрешился от всего, что может произойти.
Выступление помощника Подшивалова прозвучало так неожиданно, что Улыбышев на время выронил из рук нити управления собранием. На Орленова нападали, не желая даже вдуматься в его слова, поскольку каждый уже был наслышан, что он склочник и демагог. Но Марков! Его знали как тихого, добросовестного и молчаливого человека и теперь смотрели на него с изумлением и даже с тревогой, особенно молодые научные работники, к которым он был так близок. А Горностаев, взиравший на перепалку с Орленовым досадливо-сердито, даже изменился в лице, когда заговорил Марков.
Впрочем, Улыбышев сделал вид, что ничего не произошло, и снова поставил свою резолюцию на голосование. Проголосовав, члены совета начали расходиться. Однако какая-то тревога осталась у всех на душе. Не слышалось запоздалых похвал, шуток и веселого оживления, как бывает обычно после заседания.
— Ну вот, я и принес жертву вечернюю, — грустно сказал Марков, протягивая руку Андрею. — А все вы виноваты! Кто же входит в пещеру львиную безоружным? Я думал, вы — настоящий охотник, а на поверку оказалось, что тоже дилетант-любитель.
— Но кто мог представить, что все так случится?
— Умный человек мог бы, — невесело усмехнулся Марков. — Я уже сожалею, что ввязался в это безнадежное дело. Оно было проиграно еще до того, как вы пошли в поход. Прощайте!
— До свидания! — поправил его Орленов. — Я еще зайду к вам, чтобы разработать методику боя на будущее.
— Боюсь, что не найдете меня. Насколько я знаю нашего общего шефа, завтра мне придется искать другую работу.
— С ума вы сошли!
— Да. В тот час, когда решил помочь вам. — И, холодно кивнув, Марков вышел в коридор, откуда ему уже сигналила Шурочка.
Проходя мимо них, Андрей услышал возбужденный голос девушки:
— Ну зачем ты это сделал! Ведь я же предупреждала тебя, чтобы ты не связывался с этим зазнайкой! А что теперь будет с нами, со мной? Немедленно иди к Улыбышеву, извинись, скажи, что ошибся…
Орленов прошел, опустив голову. Вот когда у Маркова начинается главное. А что скажет Нина?
Нина ждала его внизу, у подъезда. Она стояла возле клумбы, рассеянно обрывая лепестки махровой гвоздики, словно гадала: любит, не любит. Увидав Андрея, она бросила растерзанный цветок на землю и пошла рядом.
— Чего же ты добился?
Он не ответил. Тогда она заговорила все злее и злее, будто хотела выговориться, чтобы не заплакать.
— Ты всех восстановил против себя! С твоим характером тебе в монастыре жить, а не в научном учреждении! Надо же считаться с самолюбием других!
— Оставь, Нина, — вяло сказал Андрей. У него больше не было сил ни для сопротивления, ни на домашние сцены. — Впрочем, и в монастыре я бы, наверное, занялся вскрытием мощей!
— Вот-вот! Все насмешки! Это в твоем характере. А что я скажу, если меня спросят: не сумасшедший ли ты?
— Скажешь — да, — серьезно ответил он
— Что? Ты хочешь продолжать?
— Да. Марков указал мне наиболее правильный путь.
— Ты… ты… — Нина не находила слов.
К счастью, их догнала Велигина. Она взяла Нину под руку…
— Не придумывай бранных слов, — насмешливо сказала она. — Ты же видишь, на нём лица нет. В таком состоянии он не поймет изысканных выражений. Андрей, иди в лабораторию, а я постараюсь успокоить твою разгневанную жену. Вот что значит бросаться в воду, не заручившись согласием своей второй половины!
Андрей был благодарен Вере за ее насмешливое участие. Кто знает, до каких вершин глупости могли бы договориться в раздражении он и Нина. И, круто повернувшись, пошел назад. Может быть, там, в лаборатории, он скорее оправится от поражения!
