Непонятно, почему Улыбышев так нервничает. Клетчатые брюки, вид дачника на отдыхе, ничто не вяжется с образом опасного врага. Должно быть, Борис Михайлович, по подозрительности, какая часто овладевает изобретателями, преувеличил возможности Пустошки. Он даже не похож на инженера.
Орленов с любопытством оглядел подвесную дорогу. Нет, Горностаев не терял времени даром. Он не тратил его на борьбу с ветряными мельницами, не ездил по вздорным поводам искать помощи и консультации, не связывался с Пустошкой. Он работал! Возле сенного склада стояла странная машина, похожая на сенокосилку, только вместо ножей в ней были соединены несколько грабельных рядков. Они составляли вместе один полный цилиндр. Андрей еще не представлял себе, как она должна работать, но ясно было, что это какой-то своеобразный механизм из тех, что должны были по замыслу Горностаева облегчить труд людей на молочной ферме.
Горностаев, заметив любопытство Орленова, подобрел.
— Интересно? — спросил он, поздоровавшись. — Вот, соорудил! Долго думал, но, кажется, нашел…
— А я вот никак не могу понять, что это за механизм, — признался Орленов.
— Сейчас увидите! — милостиво сказал Горностаев и посигналил кому-то рукой.
На крыше здания зажужжал мотор, подвесная дорога дрогнула, тросы ее закачались и загудели! И Орленов увидел, как с далекого поля поплыла вагонетка — сначала она казалась не больше мухи. Но вот вагонетка с грузом свежескошенной травы приблизилась к сенному сараю. Вот она повисла над люком в крыше и перевернулась. Трава упала с глухим шуршанием, принося с собой запах ветра, поля, солнечного зноя. И в тот миг, когда трава падала, странная машина, заинтересовавшая Орленова, пришла в движение.
Она была действительно здорово придумана! Автоматический выключатель сигнализировал мотору машины о прибытии вагонетки. Мотор заработал, и странная машина начала собирать и связывать траву в охапки. В то же время она пододвигала охапки к крюкам второй подвесной дороги, что уходила из сарая в здание фермы. Горностаев привычным движением втыкал крюк в охапку травы, тросик натягивался, канат двигался, и эшелон свежего корма неторопливо втягивался в ферму, словно поезд входил в депо.
Воткнув крюк в последнюю охапку травы, Горностаев сделал приглашающий знак своим посетителям и пошел внутрь здания фермы. Канат все еще двигался, отвозя свою ношу к дальним стойлам. Коровы, как видно уже привыкшие к новому способу доставки корма, равнодушно следили выпуклыми карими глазами за движением травы, а охапки, задевая за деревянные затворы, с глухим шумом падали прямо в кормушки.
— Здорово! — восхищенно сказал Орленов. Пустошка только покачал головой.
Удовлетворённый восхищением зрителей, Горностаев снял шляпу и вытер лицо платком.
— Ну, с чем пожаловали? — спросил он добродушно.
Орленов взглянул на инженера, предоставляя тому право начать. Пустошка поежился, будто укладывал на спине поудобнее ношу, которую взвалил на него Орленов, но начал довольно решительно:
— На заводе издан приказ о немедленном выпуске трактора Улыбышева. Только вмешательство филиала может приостановить это издевательство над техникой…
— А вы уверены, что это издевательство? Других слов у вас нет?
— Дело не в форме, Константин Дмитриевич! — воскликнул Орленов, приходя на помощь инженеру.
— Спокойнее, Андрей Игнатьевич! — Горностаев поднял руку, как будто просил тишины на собрании. — Сказать можно что угодно, а где доказательства?
— Вот, вот они! — запыхтел Пустошка, вытаскивая из грудного кармана какие-то бумажки.
Горностаев отмахнулся от него с таким видом, словно сбрасывал пылинку. Он смотрел на Орленова.
— Если один говорит, что вы нападаете на Улыбышева из личной неприязни, а другие утверждают, что инженер Пустошка добивается соавторства, то как рассматривать это дело? Ну-ка, скажите, молодой человек?
Пустошка растерянно уставился на Горностаева, потом начал лихорадочно заталкивать свои бумаги обратно. Орленов стиснул зубы так, что они заскрипели. Горностаев отвернулся, сердито покашлял и сказал:
— Я так не думаю, но заткнуть чужие рты не могу. Мне и самому надоели эти разговоры. — Он искоса взглянул на обоих своих посетителей. «Эк их скрутило от одной фразы! А если еще и Подшивалов навалится?»
Орленов и Пустошка, оба с мрачными лицами, продолжали стоять перед ним, не опуская глаз, и он раздраженно добавил:
— Ну, хорошо, хорошо, мы посоветуемся.
— Когда?
— Как только вернется Улыбышев. Он уехал в южные районы. Может быть, через неделю…
— Завтра! — сказал, как выстрелил, Орленов. Пустошка послушно закивал головой.
Нет, они не такие уж робкие люди, если даже то предостережение, о котором не смог умолчать Константин Дмитриевич, не подействовало на них. Так или иначе, но поговорить придется! И лучше — как можно раньше!
— Я позвоню Борису Михайловичу, чтобы он вернулся немедленно, — сухо сказал Горностаев. — В конце концов, он главное заинтересованное лицо. Но и вы не забывайте, что мы дали обязательство провести осеннюю пахоту в Раздольненской МТС электрическими тракторами. Я думаю, что даже работники МТС не позволят вам затягивать выпуск машины.
— А что они скажут, если тракторы не потянут плуги? — спросил Орленов. — Ах, Константин Дмитриевич, — уже более мягко, но все с той же интонацией непримиримости продолжал он, — мне кажется, что вы тоже засели на острове, как в крепости… Кругом вода, и вам кажется, что никто сюда не доберется… А Улыбышев пользуется этой вашей позицией...
— Вы и меня считаете бездельником? — тихо спросил Горностаев. И столько горечи было в этом вопросе, что Орленов внезапно умолк, растерянно поводя глазами вокруг.
Солнце стояло в зените. Пахло вялой травой. Протяжно и спокойно мычали сытые коровы. Жужжали моторы подвесной дороги распределительного пункта, откуда в ворота фермы сейчас снова вползали охапки корма.
Горностаев стоял с бледным лицом и смотрел на Орленова. Встретив его взгляд, Андрей опустил голову.
Но вскоре упорство бойца возвратилось к нему. Его обвинили в личной заинтересованности! Ничего уже не изменить. Ему придется доказывать не только неправоту Улыбышева, но и свою чистоту. Он поднял глаза на Горностаева и спокойно, тихим голосом, в котором силы стало еще больше, сказал:
— Извините меня, Константин Дмитриевич, за то, что я обидел вас, но сдаваться я не намерен. Я обращусь в обком.
— Это дело совести каждого коммуниста — идти или не идти по волнующему его вопросу в высшую партийную инстанцию, — холодно сказал Горностаев.
— И я попрошу вызвать Маркова. Думаю, что понижение его в должности, которое вы санкционировали в угоду Улыбышеву, не умерило его страсти к борьбе. А если приедут и работники МТС, так еще лучше. Можно будет снова просмотреть все показатели работы трактора и прикинуть, достаточно ли он хорош и можно ли выпускать машины без переделки… Пошли, Федор Силыч…
Пустошка осторожно протянул руку Горностаеву, будто боясь, что ее не примут.
Когда они ушли, Горностаев еще долго смотрел им вслед задумчивым взглядом.
Потом он вернулся в свой маленький кабинет при ферме, куда сквозь щели в беленой стене доносился милый его сердцу запах молока и травы, и, сняв трубку телефона, вызвал Райчилина.
— Сергей Сергеевич, — осторожно сказал он, — у меня были этот инженер с завода и Орленов.
— Надеюсь, вы их выставили? — засмеялся Райчилин.
— Не смейтесь! Мы обязаны обсудить вопрос о тракторе на бюро. Прошу вас, позвоните в район Улыбышеву и попросите его срочно вернуться.
