своё распространение по миру, а уже начали появляться различные течения и ответвления. Желаете получить пример? Слушайте. Я процитирую письмо некоего раба Яддея, работавшего на строительстве известного римского цирка, к своему брату.
«Именем Иисуса Христа привет тебе, брат!
Письмо это, возможно, дойдёт до тебя нескоро, поскольку после захода солнца нас из бараков не выпускают, а ночь – единственная пора, когда можно попытаться отправить весточку близким. Не печалься, так тому и быть, мы не вправе сетовать на Божие провидение.
Большое озеро осушили, и самые вредные насекомые перестали нас донимать, но всё равно многих рабов бьёт лихорадка. К концу лета на место умерших привезут новых невольников, и нам будет полегче. Здесь достаточно иудеев – из разных религиозных сект, хотя христиан маловато. Это и не удивительно, ведь лишь небольшое число наших братьев по вере рискнуло примкнуть к мятежу. Что до примкнувших, то и поделом им – нечего добиваться земной справедливости, когда истинно сказано, что правда на небесах. Эту мысль я намереваюсь втолковывать всем, кто, как и я, оказался в горестном положении. Они стенают и ропщут, не имея в душах надежды, я же ею наделён в изобилии и по справедливости просто обязан нести утешение тем, кто нуждается в нём.
Фундамент цирка заложен полностью, и уже обозначились стены, правда, только-только, однако в их щелях уже разместились нищие, шлюхи и прочий занимающийся запретным промыслом люд. Вся эта братия страшно гордится своей принадлежностью к строению, которое молва уже прозывает амфитеатром Флавия, хотя пройдут годы, прежде чем этот цирк пустят в ход. Мне хочется пойти к этим несчастным и открыть им глаза на то, чем человек воистину может гордиться, однако рабам не разрешается ни с кем заговаривать, а потому я отложу попытку на месяц, другой. Возможно, бдительность стражей ослабнет, что позволит наладить какие-то связи с заблудшими, рассказать им о Спасителе, а заодно поискать среди них доброхотов, могущих поспособствовать регулярной отправке наших посланий. Это мои планы, а выйдет из них что-нибудь или нет, неведомо, ибо все, безусловно, в Господних руках.
Я часто с нежностью думаю о тебе и о наших братьях и сёстрах, и особенно вспоминаю наше последнее молитвенное собрание, поселившее тихую радость в наших сердцах. Обязательно поклонись от меня сестре Филумене, она приготовила дивное угощение, а любовь, которой мы позже оделили друг друга, была и вовсе выше всяких похвал. Неверно, конечно, выделять кого-то из ближних. Мы все равны перед Господом, однако ласки сестры Филумены особенно для меня умилительны. Сестра Иеремия не раз попрекала меня за разборчивость, говоря, что Христос не одобряет её. Она несомненно права. Если мы стремимся обрести милость Спасителя, то не должны ограничивать себя в нашей любви и обязаны дарить её всякому возжелавшему нашего соучастия и сочувствия. Вспомним о великой приязни Христа к апостолам, каждого из которых он оделял святой страстью, издавна знакомой философично настроенным грекам. Если я когда-нибудь выберусь из этих бараков и возвращусь к нашей общине, то непременно заглажу свою вину перед сестрой Иеремией и буду делить с ней ложе целую ночь. Здесь, правда, находится брат Адриан, но он в другой рабочей бригаде, нам трудно даже перекинуться словом, однако мы тем не смущаемся и живём в ожидании благосклонных к нам перемен.
Меня сильно расстроила встреча с одним из тёмных последователей Павла и Тимофея, называющих себя христианами, однако проповедующих самый строгий аскетизм, совершенно противоречащий учению Господа. Этот Кефас смел заявить мне прямо в глаза, что наши благостные собрания греховны и достойны презрения. Он смеет утверждать, что любовь, в которой повелел нам жить Христос, не телесная, а духовная, каковую мы должны лелеять в себе, не касаясь друг друга. Я попытался ему втолковать, что заветы Христа говорят о любви плотской, возвышающей душу и что отрицание этого есть отрицание учения Господа нашего, но он упрям как осёл. Этот приверженец ложной доктрины искренне верит, что человек должен поститься, умерщвлять свою плоть и отвращаться от всех радостей жизни, устремив все свои помыслы к жизни грядущей. Он называет ловушкой женское естество и твердит, что Иисус никогда не обнимал своих апостолов с намерением одарить их любовью. Я возражал, но Кефас весьма упорен в своих заблуждениях. Он заявляет, что только Павел правильно трактует слова Господа нашего, и ничего не хочет понимать. Надеюсь всё-таки, что сумею в дальнейшем его урезонить. Помолись, чтобы это мне удалось.
Не могу выразить, как мне хочется вновь оказаться с вами и вкушать радости поклонения Господу. Сейчас для этого нет возможности, но я не отчаиваюсь, ибо отчаяние есть отрицание Святого Духа, не могущего войти в человека, в душе которого царит темнота. Поминаю вас в своих неустанных молитвах, вознося хвалу Господу за то, что все вы живы и здоровы. Время когда-нибудь освободит меня – либо от телесных оков, либо от плотских. Рано или поздно это свершится, и мы снова встретимся.
Именем и печатью Яддей,семьдесят первый год от Рождества Христова».Демон ненадолго замолчал, припав к бокалу с вином. Оросив пересохшее горло изрядной порцией вина, он отставил бокал и посмотрел на Марти.
– Ну и как вам письмецо? По-моему, оно полностью подтверждает все мои теории. И о специально разработанной идеологии, и о куче всяческих течений и сект. Не прошло и сотни лет, как Христос родился, а они уже с пеной у рта спорят о Его учении. Проповедники доморощенные. И при этом ещё смеют трактовать Писание каждый по-своему. Но и это не самое страшное. Страшнее то, что из-за подобной глупости было пролито море крови, а прольётся ещё больше. Ведь каждый из них уверен, что его учение самое правильное и всех остальных нужно либо переучить, либо уничтожить. Не буду вспоминать о крестовых походах, ибо здесь дело было не в споре о правильности религии. Но достаточно вспомнить великий раскол христианства на западное и восточное течения. Отцы церкви дружно забыли, что Он повелел любить ближнего, и с огромным удовольствием прокляли друг друга. И с тех пор старательно делают гадости друг другу, при этом стараясь, что называется, держать лицо. Делая вид, что ничего об этом не знают. Что вы молчите, старина? Возразите мне хоть что-нибудь.
– Я сделал бы это с огромным удовольствием, если бы знал, что именно возразить. Похоже, вы задались целью убить во мне всякую веру.
– Не будьте глупцом, старина, – поморщился демон, – никто не собирается убивать в вас веру. Разговор идёт не о вере, а о религии, а это разные вещи. Научитесь наконец отделять зёрна от плевел.
– Но я не привык делать различие, – пожал плечами старик, – всю мою жизнь для меня вера и религия были едины.
– Чушь! Большей глупости и придумать нельзя, – подскочил демон в своём кресле. – Как можно смешивать течения различных культов и то, что не возьмётся отрицать даже пьяный демон?
– Хотите сказать, что Его существование вы будете подтверждать, даже выпив бочку вина? – иронично спросил старик.
– Конечно. Старина, я уже два десятка раз повторял: Он Творец. Понимаете? Творец! И спорить с очевидным фактом не просто глупо. Это идиотизм. Это всё равно, что отрицать, что вода мокрая, а огонь жжётся. Да поймите вы, упрямый осёл, что спор идёт о религии. Точнее, о религиях. Во все времена, начиная от сотворения мира, люди придумывали себе высшее божество, которое сотворило этот мир, и поклонялись ему. Разнились имена и внешнее описание, но во всех культах, развившихся независимо друг от друга, на огромном расстоянии, всегда был кто-то, кто создал всё сущее. Впрочем, как и тот, кто хочет всё это уничтожить, – с улыбкой добавил демон.
– Я только одного никак не могу понять. Зачем ему всё уничтожать?
– Кому? – озадаченно спросил демон.
– Ну как кому? Вашему, э-э, Князю, – Марти с трудом заставил себя выговорить это слово.
– Князю? – удивлённо переспросил демон. – С чего вы это взяли?
– Ну вы же сами сказали, что, начиная с сотворения мира, все считают, что он хочет всё уничтожить.
– Вы всё неправильно поняли, старина, – расстроенно покачал головой демон, – вот уж воистину мы слышим то, что хотим услышать. Никто ничего не собирается уничтожать. Всё это сказки, которыми только детей пугать. Вы снова заставляете меня повторяться. Мы все, и светлые и тёмные, не более чем статисты. Поймите. Не станет людей, отпадёт и надобность в нас самих. А это значит, что следом за вами исчезнем и мы. За ненадобностью.
