собеседникам хорошего аппетита и, не переодеваясь, пошел. А через несколько минут за окнами возник необыкновенный шум и крики: «Утонул! Утонул!»
Оказалась, что все это относилось к графу, который оступился, когда поспешно садился в лодку. Но он не утонул, благодаря своему высокому росту, а стоял по шею в воде. Подбежавшему секретарю он приказал немедленно сообщить императору, «что тот, кто должен прийти, упал в реку».
Наверное, Головкин думал, что на этом приключения сегодняшнего дня благополучно завершились: он вернулся домой, сменил мокрую одежду на сухую и возобновил прерванную приятную беседу за тем же обеденным столом. Однако вдруг двери в столовую вновь настежь растворились, но на этот раз вошел через нее сам император — без всякого предупреждения. «Ты торопился ко мне и едва не утонул, — так объяснил государь Николай Павлович свое появление. — Тебе надо просидеть в доме три дня. А чтобы тебе не было скучно, я завтра приеду к тебе обедать вместе с императрицей и привезу с собой Нарышкиных».
О такой царской милости вскоре многим стало известно. На следующий день, к пяти часам, у дома Рекетти на Мойке собралась масса желающих поглазеть на высочайший визит и на то, что ему сопутствовало. За обедом, конечно, произносились тосты. После того как достаточно было выпито, съедено и сказано, поднял свой бокал и царь. Государь пожелал здоровья графу Юрию Александровичу и объявил непременную свою волю, «чтобы на месте, где случилось вчерашнее приключение, был выстроен мост в предупреждение могущих повториться подобных случаев».
И мост был построен с необыкновенной быстротой.
Как два министра и царь Петербург озеленяли
Петербург украшают не только здания, созданные знаменитыми архитекторами, но и многокрасочные парки, в которых каждое насаждение уподобляется мазку на живописном полотне. К сожалению, имена их творцов часто предаются забвению…
История возникновения парка у стен Петропавловской крепости необычна. Она связана с именем знаменитого финансиста графа Е.Ф. Канкрина — человека одаренного, считавшего, что «не может быть хорошим министром финансов тот, кто в поэзии ничего не смыслит». Сам Канкрин своей деятельностью подтверждал это открытое им правило: он не был чужд поэтическим, художественным занятиям и успешно занимал министерский пост с 1823 по 1844 год. Любовь его к лесному делу, очевидно, тоже надо отнести к особенностям его натуры…
Время от времени Канкрину приходилось бывать в Петропавловской крепости: там находился подведомственный ему Монетный двор и хранились серебро и золото, призванные обеспечить ценность рубля. А перед крепостью тогда находился обширный пустырь — так называемый гласис. Назначение гласиса было чисто оборонительное: благодаря ему неприятель не мог скрытно приблизиться к стенам крепости. Решимость преобразовать это «неприятное для глаза грязное и пыльное поле» в парк возникла у Канкрина в 1841 году — после победы над Наполеоном в Европе, казалось, наступил уже вечный мир.
В январе 1842 года Канкрин во время своего очередного всеподданнейшего доклада испросил разрешение на устройство парка «как для украшения сего места и дороги на Каменный остров, так и на пользу публики». И здесь от царя Егор Францевич узнал, что в задумке с парком у него был предшественник — император Александр I, который поручил архитектору А. Менеласу сделать проект «гульбища» на всем гласисе Петропавловской крепости. Государь Николай Павлович предложил своему министру ознакомиться с этим проектом.
В своем кабинете (в здании Министерства финансов, что на Мойке, у Певческого моста) граф просмотрел старые проектные листы. Проект Менеласа показался ему чрезмерно дорогим (предусматривалось срытие кронверка) и неудобным для публичных гуляний. Министр тогда предложил архитектору своего ведомства, Антону Матвеевичу Куци, составить новый проект для парка на гласисе крепости. Наверное, при этом Канкрин передал архитектору свой эскиз для предполагаемого парка и подробно изложил воодушевлявшие его идеи.
Николай I любил, когда дело быстро делается; а в данном случае уже на следующем своем докладе Канкрин предложил высочайшему благовоззрению исполненные архитектором Куци чертежи и сметы. Может быть, и при государе Николае Павловиче эти чертежи тоже благополучно пролежали в каком-нибудь ящике царского стола до следующего царствования, если бы не инициативность во все вникающего министра финансов — графа Е.Ф. Канкрина. Для задуманного им парка он не требовал из утвержденного и расписанного государственного бюджета ни копейки. Во вверенном ему министерстве образовались некоторые сбережения — из доходов от конфискованных у польских мятежников имений. Эти свободные деньги граф Егор Францевич и пожелал истратить не на что иное, как на превращение пыльного и грязного пространства, окружавшего Петропавловскую крепость, в радующий глаза и оздоровляющий парк. На весь обширный гласис у графа денег не хватало, и он брался устроить парк только в восточной части поля, примыкавшей к Петровским воротам крепости, предлагая назвать его Александровским.
Таким образом, парк предполагалось сделать поначалу только в восточной части гласиса. Как он должен был выглядеть? Внутри парка проводилась круговая дорога-бульвар «для езды верхом и в легких экипажах». Рядом с ней устраивалась пешеходная дорожка. Радиальные аллеи, проходившие между небольших прудов, выводили на центральную лужайку с беседкой, в которой можно было укрыться от дождя. Деревянный домик для кофейни, песочница для детей и другие удобства примыкали к каналу, окружавшему кронверк…
В феврале 1842 года, наконец, Николай I начертал на докладе Канкрина слово «согласен» — и преобразование гласиса началось. Документы тех давних лет рассказывают, что министр часто навещал новостройку и вникал во все мелочи. С садовником Гусевым составлялся список деревьев, кустарников, трав, предназначенных для посадки. Завозился чернозем. Купчихе Отто указывалось, что и по какой цене должно было быть в сданном ей на содержание кафе-ресторане (водка и ликер по 5-10 копеек рюмка). Давалось разрешение на устройство при парке заведения Искусственных минеральных вод, в котором можно было не только получать знаменитые целебные воды (Виши, Спасские, Киссингенские), но и принимать минеральные ванны. А 5 июня 1843 года «государь император в половине третьего часа изволил заехать с Троицкого моста в Александровский парк и прокатиться по большой ездовой дороге вокруг парка».
Парк был назван Александровским — в память Александра I, имевшего намерение его устроить. В Александров день в парке должны были ежегодно проходить гулянья. О первом из них, состоявшемся 30 августа 1845 года, сообщала популярная «Северная пчела». Газета эта имела обыкновение сообщать своим читателям интересные подробности:
«Поутру в Александров день небо несколько раз угрожало и даже спрыскивало дождем всех собравшихся на праздник, и даже не одна щеголиха из нашего купечества полагала распроститься со своею пестренькою полосатою шляпкою или манто из шелковой материи фасоне; но к обеду небо очистилось, и тихий, ясный вечер благоприятствовал новому гулянию, назначенному в тот день в Александровском парке. Отныне Петербургская сторона, предполагавшийся центр Петровой столицы, но велением капризной судьбы и обстоятельствами превратившаяся в полупустынное предместье, имеет свой день гулянья! «И на нашей улице праздник!» — восклицают смиренные жители безвестных, безымянных и упраздненных улиц, застроенных большей частью одними заборами. Да, вблизи от того места, где великий преобразователь России проживал в смиренном домике на берегу реки широкой; в виду куполов церкви Св. Троицы, построенной по тому же образцу, каким был храм, в котором молился Петр и из которого с послами и сподвижниками своими заходил в аустерию; вблизи отсюда в рождающемся парке будет отныне собираться вся наличная в нынешнее время года столичная публика для празднования тезоименитства цесаревича наследника.
Кружась в небольшом парке этом, только по возвращающимся довольно часто одним и тем же праздничным экипажам замечаешь тесноту его, так искусно раскинуты в нем аллеи, извивающиеся между зеленью и пушистыми кустарниками. Разумеется, что по короткости дня нельзя было ожидать к гулянью другой публики, кроме той, для которой обеденное время настает в два часа, а не в пять часов пополудни.
