– Вон там пройдем – распадком.
Так, как он сказал, и двинулись, время от времени останавливаясь и оглядываясь в ожидании близкой погони.
Минут через пятнадцать лыжня вывела беглецов на шоссе, которое пересекли с ходу…
– А дорожка-то – чищенная! – Обернувшись, шедший в середине Максим подмигнул Петровичу. – И небо – голубое. И солнышко вроде будет…
– Все ж таки дойдем до Калиновки, – понятливо кивнул инженер. – А там посмотрим. Хотя бы согреемся – и то хорошо. Тем более тут совсем ничего осталось.
Действительно, до деревни добрались быстро – минут за двадцать как раз и вышли почти к самому клубу. Стояло раннее утро, из труб поднимались к небу столбы дыма. Вот где-то затрещал пусковой двигатель трактора, вот завелся и основной, а вот показался и трактор – ярко-оранжевый ДТ-75. Проревев, словно танк, трактор лязгнул гусеницами и, хищно поводив носом, лихими зигзагами устремился к околице. В кабине сидели сразу трое! И как только уместились-то?
Какая-то женщина – уборщица или истопник – спустившись с клубного крыльца с деревянной лопатой, посмотрела вслед трактору, осуждающе покачала головой и сплюнула:
– От паразиты! С утра уже!
– Чевой ты, Акимовна?
Из-за угла вышла другая женщина, тоже лет пятидесяти, в ватнике, валенках и в цветастом платке. В руках она держала большую плетеную корзину.
– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась Олеся. И схватила себя за плечи – озябла в свитерке-то! Хоть Макс и отдал ей куртку, но все же… – Здравствуйте, говорю, женщины!
Ноль внимания. Тихомиров понимающе переглянулся с Петровичем и облегченно вздохнул: ушли!
– Я говорю, ты что же, Акимовна, с утра разоряесси?
– Дак эти-то, паразиты, Иваничев с Мишкой, да с Колькою… Третий день жрут, паразитины, все мало! В сельмаге всю водку выжрали, эвон, к Тимошихе за самогонкой поехали.
– А-а-а! А я-то гадаю-думаю: чего тут трактор-то выл? Дак это они?
– Они, они. К Тимошихе поехали, паразиты! День тракториста, говорят…
– Так он осенью ишо был…
– У них почти кажной день – день тракториста!
Подмигнув на этот раз Олесе, Тихомиров вразвалочку подошел к одной из женщин и поводил перед ее глазами руками.
Никакого эффекта! Обе подружки как ругали промеж собой мужичков, так и продолжали ругать, не обращая ровно никакого внимания на Макса и, уж тем более, на стоявших поодаль Петровича и Олесю.
– Эт-то что? – хлопала глазами девушка. – Это что такое-то? Это что же – они нас не слышат? Глухие что ли?
– Нет, ма шери, – светски улыбнулся Максим. – Просто они, видишь ли, в ином измерении живут. Году в семьдесят пятом или что-то около, верно, Григорий Петрович?
– Судя по афише, все именно так и есть! – Инженер ностальгически щурился. – Я тоже поначалу не верил, Олесенька.
– По афише…
Девушка обернулась:
– 15 февраля… Ну и что же? Танцы. Цена билета 60 копеек. Играет ВИА… Не поняла – что играет? И какие копейки?
– А вон, посмотри выше…
А выше краснел лозунг: «Решения XXIV съезда КПСС выполним!»
– Двадцать четвертый съезд, Олесенька, в начале семьдесят шестого года был.
– Ой, да ну вас. – Девушка отмахнулась. – Что-то во все это не очень верится…
– Ага, а во все, что с городком нашим произошло – верится?
– Ну, вообще-то…
– И вот еще, смотри…
Как следует размахнувшись, Тихомиров ударил кулаком в афишный щит… Рука прошла насквозь… и так же легко вышла.
– Видишь? Это просто иллюзия. Мы здесь можем только смотреть и ничего не можем сделать. Даже поесть вряд ли сможем, впрочем, можно попробовать. Зайдем в чей-нибудь дом…
– Ой! – Олеся испуганно затрясла головой. – Может, лучше не надо? Давайте лучше вот в клуб зайдем – хоть погреемся.
– А вот это ты правильно заметила, – одобрительно кивнул Макс. – Обогреемся, передохнем – и обратно. На ту полянку с цветочками.
– С какими такими цветочками?
– Да с разноцветными, не видела что ли?
Они вошли в клуб и с удобством расположились в фойе, в старых, обтянутых обшарпанным дерматином креслах.
Григорий Петрович принялся бродить по фойе – рассматривал висевшие на стенах фотографии. Потом вдруг обернулся:
– Вы пока тут отдыхайте, а я… я сбегаю в одно место. Проверю тут кое-кого… А? С полчаса времени хватит.
– Ну что ж. – Тихомиров пожал плечами. – Беги, Петрович. Только смотри не опаздывай.
– Да я быстро…
В узкое окно было видно, как инженер спустился по крыльцу, осмотрелся и решительно зашагал к магазину – деревянному, выкрашенному темно-зеленой краской, зданию с характерной вывеской – «Продмаг РАЙПО».
– Интересно, а почему мы через пол не проваливаемся? – краем глаза посматривая на суетящуюся уборщицу, негромко спросила Олеся. – Или сквозь стены не проходим?
Максим пожал плечами:
– Не знаю. Наверное, тут определенная сила нужна. Если вот головой в стенку броситься – думаю, проскочить можно.
Девушка улыбнулась:
– Пожалуй… Как ты меня нашел?
– По следам… Расспросил, кого смог. А ты как там оказалась?
Передернув плечами, Олеся закусила губу и некоторое время сидела молча, видно, переживала.
Тихомиров обнял ее за плечи, прижал к себе и крепко поцеловал в губы. Девушка не отпрянула, наоборот, потянулась к нему, и вот уже Максим стащил с нее свитер, обнажил грудь, принялся целовать взасос, так что девушка застонала, закатила глаза…
Уборщица загремела ведром…
– Ой! – Олеся торопливо прикрыла грудь рукою.
Максим тоже сконфузился, а потом громко расхохотался:
– Ты что? Она же нас и не видит, и не слышит…
И снова – жаркие поцелуи, объятия, и вот уже рука Максима мягко скользнула к Олесиным джинсам, расстегивая молнию…
И все равно девушка стеснялась уборщицы – пришлось уйти в зал, на сцену, там и примостились, на пианино…
– Ты знаешь, – тяжело дыша, шептал Максим, – я всегда тебя любил… всегда… даже когда мы расстались…
В фойе вдруг послышался какой-то шум. То ли уборщица уронила ведро, то ли кто-то пришел… Да, да – вот, заговорили…
Немного придя в себя, Тихомиров прислушался, придерживая Олесю за талию. Прислушался просто так, больше по привычке, ведь здесь их все равно никто не мог ни слышать, ни видеть…
– Эй, бабка! Я тебя спрашиваю! Ты что, оглохла, старая?
И ругательства. И грохот – словно кто-то бы полетел на пол. И – снова ругательства. И –
