Петровича, Олеси и Макса, Петренко предложил им немного отсидеться в Калинкине, ну, может быть, с месяц, «пока все не уляжется», а уж затем весной вернуться в город.
– А можете и вообще тут с нами жить, – предложила Марина. – Изба большая, поместитесь.
– Максим-то с Олесей – да, а вот я… – Петрович замялся. – Судя по всему, меня-то искать будут с особым пристрастием – инженер-энергетик Миколу очень уж сильно нужен! Новые мощности строить задумал, подлюка, а что, оборудование есть, подключить только.
– А топливо? – быстро переспросил Макс.
– Так и я про то! – Инженер рассмеялся. – Там, видишь ли, турбина… Можно гидростанцию выстроить. И на плотину бетонные блоки найдутся. Микол этого и хочет – могущество свое электрическое усилить, монополист чертов. И ведь вполне может получиться. Вот я ему и понадобился – других-то специалистов в городе нет!
– Вот уж утроба-то ненасытная! Куда там Чубайсу!
Опрокинув стопку, Жека неожиданно подмигнул Максиму:
– Пойдем на крылечко, покурим.
Вышли, оставив остальных в доме, уселись на веранде прямо на порог, выпуская дым в открытую дверь. Вообще-то Тихомиров давно курить бросил, но сейчас охотно угостился предложенным «Беломором», вполне сознавая, что не только для курения вызвал его сейчас Жека, а больше для разговора.
Так, в общем, и вышло.
– Слышь, Максим… Ты это, Маринку давно знаешь?
– Да с полгода всего. – Тихомиров выпустил на улицу дым. – Ну, как началась эта хрень вся.
– А-а-а… А вот Олеся, она – твоя девушка, да?
Макс пожал плечами:
– Можно сказать и так.
Жека улыбнулся – видно слова собеседника пришлись ему по нраву. Посидел, затянулся и, снова выпустив дым, спросил:
– А я вот насчет Маринки… Чего она такая? Ну, колючая что ли. Ни подойди, ни погладь – враз ощерится, вот-вот в горло вопьется! Хотя девчонка классная – и хозяйка, и вообще… Слушай, ей секс что, вообще не нужен?
Тихомиров задумчиво почесал затылок:
– Сейчас, наверное, да… Покуда не отойдет.
– От чего не отойдет-то?
– От… Слушай, все-таки я ее тайны выдавать не буду – хорошо? Короче, несладко ей пришлось. Очень и очень несладко.
– Поня-а-атно…
Они вернулись в дом как раз к налитой стопке, выпили, после чего снова заговорили о Петровиче – что хорошо б его спрятать подальше, так, чтоб никто не прознал.
– Есть тут стукачи, есть, – хмуро кивал Петренко. – Я даже догадываюсь кто. Вот, скажем, один молодой человек, из города…
Жека хмыкнул:
– Мишка Хмыреныш что ли?
– Ну да, он… Нет-нет, Мариночка, мне больше не наливайте, все. Так вот, о Мише… Его здесь у нас Хмыренышем прозвали. По специальности он, прости, Господи, программист, по нынешним временам – нахлебник, к крестьянскому труду не приспособлен, рыбу ловить не умеет, даже грибы собирать – и то не ходок. А живет один, никто его не содержит… Я как-то за его избу заглянул – туда, к лесу, – мать честная! Одни консервные банки! И все свеженькие – тушенка, шпроты, фасоль… Откуда, спрашивается? Кто и для чего подкармливает?
– А я давно говорил: давно надо было этого Хмыреныша удавить! – стукнув кулаком по столу, громко заявил Жека.
Удар был такой силы, что подпрыгнула со звоном посуда, а одна из стопок – недопитая, Олесина, – опрокинулась, и юная хозяйка избы принялась протирать стол тряпкой.
– Ну, ты это… извини. – Детинушка сконфуженно шмыгнул носом, и Марина шутливо щелкнула его по лбу:
– Да уж ладно! – И посмотрела на Лешку: – Мы сегодня с тобой на печи спим. Кровати – для гостей.
– Само собой, – по-мужицки солидно отозвался мальчишка.
Обещав Петровичу «что-нибудь придумать», Петренко с Жекой ушли, пожелав гостям спокойной ночи, и те принялись укладываться спать.
Максиму с Олесей было постелено на просторной деревенской кровати с высоким матрасом и большими никелированными колечками и шариками. Сшитое из разноцветных лоскутков одеяло казалось волшебным покровом какой-то феи сна – едва молодые люди улеглись, как их веки тут же смежились. Первой – почти сразу же – заснула Олеся, а Максим, конечно же, сперва подумывал и о сексе – была у него такая мысля, однако по здравом размышлении пришлось ее прогнать: во-первых, Олесю будить жалко – натерпелась, бедолага, умаялась, а во-вторых, стыдно как-то: вон, Петрович за занавеской храпит, да и на печке Марина с Лешкой о чем-то долго шептались, хихикали. Да еще деревенские ходики на стене – старинные, с гирями: тик-так, тик-так… Вот под это «тик-так» Максим и уснул, а когда проснулся. было уже позднее утро.
Марина, судя по звукам, возилась у печки – готовила завтрак или обед, а Лешки что-то было не слыхать, видать, уже усвистал куда-то.
Олеся, кстати, еще спала…
Тихомиров не стал ее будить, осторожно поднялся, вышел на кухню.
– Доброе утречко, – сказал негромко.
– Ой! – Марина обернулась, оторвалась от стоявшей на ошестке посудины. – Это вы, Максим Андреевич… Как спалось? Как девушка ваша?
– Спасибо, хорошо. Вашими заботами, Мариночка!
Ах, ну до чего ж она была хороша! Просто дюже как хороша в этих узеньких джинсиках, в коричневой с белыми кружевами кофте, лихо завязанной на животике в узел. Ах какой животик… И под кофточкой – чувствуется – больше ничего-ничего нет!
– У вас тут на лице что-то… соринка… – Марина приблизилась, протянула руку. – Я сейчас сниму…
Ах… Тихомиров закусил губу… как же хотелось ему сейчас схватить эту «новорусскую» девчонку в объятия, развязать кофточку, осторожно целуя грудь, стащить джинсы…
А девушка, словно что-то почувствовав, подалась к нему, коснулась явно ощутимой под тоненькой кофточкой грудью.
На веранде загремели ведра.
– Лешка воды принес. Надо встретить.
Марина поспешно отворила дверь, глядя, как пришедший с колодца Лешка деловито поставил в углу ведра с водой. Уселся на лавку, распахнув полушубок:
– Чего скажу!
– Чего? – Девушка скривила губы в усмешке. – Небось опять все сплетни по деревне собрал? И что интересного говорили на этот раз колодца? Обсуждали последние моды? Или у кого какая корова отелилась?
– Не-а… – Лешка покачал головой. – Просто Мишка Хмыреныш для чего-то пацанов к себе в избу зазвал.
– Мишка Хмыреныш? Пацанов? – Марина недоуменно пожала плечами. – Так он же вроде не голубой?
– Не голубой… А позвал! Не всех, а только самых проверенных, с кем и раньше, еще когда компьютерщиком был, знался.
– Ну, позвал… И что?
– А то! – Подросток приосанился. – Я вот думаю: наверняка Мишка их на какую-нибудь пакость подбить хочет! Такой уж он человек – подлый.
– О чем разговор, молодые люди? – наконец поднялся и Григорий Петрович.
Обернувшись через плечо на ходики, хмыкнул: