успею.
О том, что Соня уже вылетела, ему позвонили и сообщили из Штатов этой ночью, и заснуть Алек уже не смог. Нет, Соня была бесконечно далека от Института киберфизики и вообще от мира науки, в коем подбирал свои крохи Алек; она занималась, наверное, самым бесполезным делом на свете — благотворительностью.
«Или все-таки полезным?»
Именно после этого ночного звонка Алек вдруг осознал, сколь многие выгоды может принести благотворительность!
Нет, сорить с трудом заработанными деньгами Алек не собирался. Советский Союз кончился, господа! Попрощайтесь с ним и с халявой — навсегда! Просто Алек вдруг ясно понял, что благотворительные программы — отличное прикрытие. И если распорядиться с умом, то и источник заработка, причем весьма неплохого!
Представьте: бороздите вы просторы Интернета, и вдруг на вас вываливается несколько баннеров с изуродованными болезнями детскими лицами, оторванными ручками-ножками и врожденными пороками. А дальше призыв: «Спасите детей от противопехотных мин! Международный благотворительный фонд собрал уже более ста миллионов долларов и помог 5322 невинным жертвам бомбардировок в Ираке, Афганистане, Сирии. Спасем детей от насилия. Мы, взрослые, ответственны за этих детишек!» Ну и далее в том же духе. Вышибай слезу да собирай по пять долларов. И если правильно поставить рекламу… в общем, здесь американочка Соня Ковалевская была незаменима.
Алек усмехнулся. Он хорошо помнил дядю Пашу Ковалевского, удравшего в Америку много-много лет назад. Он-то удрал, а папаню Алека затаскали по комиссиям и еще долго затем тыкали носом: «Ваш друг Ковалевский предал Родину! Страна дала ему образование, профессию, ученое звание и степень, а он…»
Отец очень переживал, но по-своему даже одобрял бегство Ковалевского. А вот когда Алек попытался совершить похожий трюк, ему не повезло. Алек поежился: в расчете на содействие он, оставшись в Штатах, первым делом кинулся искать Ковалевских: они могли помочь пристроиться на первое время. Но старые телефоны, естественно, были отключены, а новых он так и не разыскал.
— А теперь и я вам понадобился… — мурлыкнул Алек. — Что ж, поможем папкиному другу… поможем.
Он вдруг подумал, что все происходит лучше некуда, и если не спешить на помощь Соне со всех ног, а дать ей время поколбаситься в Москве в одиночку, ткнуться носом пару раз до крови… и лишь затем найти, помочь и разъяснить…
— Шелковая станет, — резюмировал Алек, — и наступит у нас эра милосердия… самый настоящий XXI век…
То, что он только что высказал вслух, Алеку понравилось, и он быстро достал блокнот. Подходящее название для его фонда было где-то рядом. Совсем рядом.
«Милосердие XXI века? Нет, провинциально. Милосердие — XXI век? Уже лучше! «Международный фонд милосердия и помощи XXI век».
Алек быстро записал то, что получилось, и схематически подрисовал эмблему: малыш выпускает голубя на фоне земного шара.
«Круто! — подумал Алек. — Тут даже я расплачусь. И тут же расплачусь!»
Два разных ударения на «а» и на «у» давали два разных, однако тесно связанных друг с другом смысла.
Алек рассмеялся и взмахнул руками, напугав встречную женщину неопределенного возраста. Она посторонилась и пропустила странного типа в замызганном плаще и без головного убора. Тот, странно улыбаясь, прошагал мимо. Теперь, когда Алек твердо решил, что Сонечку встречать не следует, у него обнаружилась масса иных, не менее важных дел.
Звонок
Павел Матвеевич прошел из угла в угол и рухнул в кресло. Соня должна была уже не только прилететь в Москву, но даже встретиться с Алеком Кантаровичем! А она все не звонила и не звонила. Павел Матвеевич прикрыл глаза и невольно погрузился в прошлое. Он помнил каждый миг и каждое ее слово.
— Папа! Ты не можешь мне запретить ехать на родину! Это нарушение моих прав!
Павел Матвеевич слабо улыбнулся. Сонечка обвинила его именно в этом.
— Боже мой! Сонечка! Девочка моя, ты не понимаешь, о чем меня просишь, — пытался объяснить он. — Я бросил все, чтобы ты выросла в другой стране!
— Я и выросла…
В этом Соня была права. С тех пор как ее сразу после третьего класса вывезли в Штаты, прошло пятнадцать лет. И даже сам Павел Матвеевич, профессор математики в Miami State University, не мог не признать, что Сонечка — человек состоявшийся. У нее уже были позади университет и множество самых различных курсов, а в настоящем — здоровый образ жизни и твердое понимание своих жизненных целей. Отчасти поэтому у нее и не было постоянного бойфренда — большинство из молодых людей просто не успевали за ее темпераментом и безнадежно отставали в интеллектуальном, духовном и физическом развитии. Одна беда: Соня твердо решила, что ей необходима Россия.
Павел Матвеевич сопротивлялся этому ее решению долго, но в конце концов уступил и первым делом набрал номер телефона старого друга. В начале XXI века контакт с иностранцем наконец-то перестал быть опасным для россиянина. И первое, что он узнал, дозвонившись до квартиры Кантаровичей, — его друга Савелия Алексеевича уже нет в живых.
Впрочем, это было хотя и горестное, но вполне ожидаемое известие — сверстники Павла Матвеевича уходили один за другим, такой уж возраст. Но сын Кантаровича — Алек, вежливый, умненький мальчик, коего Павел Матвеевич запомнил по регулярным партиям в шахматы, — оказался на месте и готов был помочь.
— Ох, Алек… — вздохнул Павел Матвеевич.
С его точки зрения, Алек был еще слишком молод, чтобы доверить ему свою дочь. Хотя… за прошедшие годы при его талантах Алек мог вырасти до руководителя лаборатории или даже заведовать кафедрой. В новой России как раз такие мальчишки и руководили правительством и даже приватизировали страну. Олигархи — и те, как правило, были рождены спустя двадцать лет после войны. А главное, — Павел Матвеевич это прекрасно помнил, — Алек был очень умный мальчик. Одну из трех партий в шахматы он обязательно выигрывал, невзирая на кандидатский разряд Павла Матвеевича.
— Дорогой Алек, поймите меня правильно, — сразу перешел к главному Павел Матвеевич, — у меня единственная дочь, которая вбила себе в голову, что именно в ней нуждается сегодня Россия. Прошу вас как родного, поговорите с ней. Сориентируйте мою дочь в российской действительности. Подскажите, что и как…
— А что ваша дочь умеет? — заинтересовался молодой Кантарович.
— Она? Она окончила университет в Майами. Математический факультет. Но вместе с этим она больше не по этой части…
— В каком смысле не «по этой части»? — перебил его Алек. — С ней что-то не в порядке?
— Нет-нет! Что вы, Алек! Она в полном порядке. Но она больше увлекается общественной работой, чем профессией. Она член всех возможных общественных организаций и фондов. Спасение каких-то там лесов и снегов. В защиту болот и пустынь и чего-то там еще. Я уж не говорю про детские фонды. Они просто живут у нас в доме. Вот поэтому я и не знаю точно, что ей делать в России. У вас ведь, наверное, даже Красного Креста теперь нет?
Ковалевский умолк, но и Алек долго молчал — видно обдумывал услышанное.
— Ну, Красный Кресту нас имеется. А вот что у нее с визами? С билетами? С жильем? Разрешение на работу надо делать?
Ковалевский растерялся. Нет, он обрадовался, что Алек так быстро перешел к делу, но ни на один
