свежести, что в твоих письмах.
Астра… будь благоразумной.
от Марины 10 августа
Аст-ра, где ты? Третью неделю ни строчки. И телефончик молчит. Пи-ши.
от Марины 25 августа
Молчишь, молчальница. Ну-ну.
К вам по случаю забурки глубокой скважины вылетает наш главный специалист и член Правления, мой давний спутник еще по туризму Котик-Васик (для тебя Константин Евдокимович Васин). Он был уже аспирантом, когда я появилась на первом курсе.
С этой оказией ты получишь полевую лабораторию и арахисовый торт. Советую приглядеться к означенному господину, в твоем окружении это подарок. Пиши же.
от Астры 3 сентября
Марина… вот вам мои слова, а вот и покаянная голова. Надо ли объяснять? Что было, то было, теперь нет ничего, только горечь и боль.
…Я проснулась от нежных прикосновений. Была глубокая ночь. Окно было распахнуто, Иван стоял на коленях у моего изголовья. Нежность… от нее ослабели руки. Мы были одни в огромном доме.
Вы хмуритесь, Марина. О, понимаю: слухи, сплетни, карающий перст Управления. Ах, пусть. Что они понимают?
Конечно, нам стало тесно в маленькой Усть-Вачке. Сколько глаз, сколько ушей! И по сибирскому тракту, обсаженному двухвековыми, кое-как уцелевшими березами, мы помчались за тридевять земель к другу-охотнику в отдаленное уральское село.
Леса, старые горы, синева небес.
Иван заслонил мне все. Все! О лучшем мечтать невозможно.
— Счастлива? — спрашивала я себя. — Да, да…
Так прошла неделя и другая. Помню, как я словно очнулась на мгновенье в моем беспамятстве. Вокруг светлела березовая роща, зеленела листва. Я стояла на поляне и смотрела на шляпки грибов, что краснелись сквозь тонкую траву, словно обитатели лесного царства. Я наклонилась: грибов стало больше, много, много.
— Счастлива? — спросила я себя. — Да, да.
Дома поджидало письмо от Раисы. Все во мне сжалось, тень беды впервые коснулась меня. Потом пришла телефонная весть «Выезжаю…» Иван не утешал меня, не ободрял, сидел, взявшись за голову, и молчал.
Случай пришел мне на помощь, улыбка судьбы в лице главного специалиста Васина и его спутников. И когда в сопровождении детей, загорелая, синеглазая Рая ступила на пристань, ее встречала орава местных ребятишек и супруг, в то время как мы с Константином Евдокимовичем, его сыном Киром и другом Окастой Веховым (вот имечко-то!) выбирали площадку для глубокого бурения вдали от места событий. Первый испытывающий взгляд не состоялся. Гром не грянул.
Но и только. Горе, горе! Куда мне пропасть, когда он, соскучившийся отец, целует детей, трогательных птенцов с чистыми материнскими глазами, когда покровительственно треплет свою блондинку, а я рядом, я, я, которую он носил на руках…
Простите, Марина, не могу больше.
от Марины 7 сентября
Как прикажешь понимать тебя, своевольная? Заварила кашу, с ума сойти! Слабое утешение, что Коробков был искренен, что и сам увлекся «девушкой с пушистой косой». С него станется, парень-огонь. Нет объекта, где бы он не отличился так или иначе. И пожар тушил, и в прорубь за машиной нырял (сам утопил, сам и выволок), и по обледенелому Чуйскому тракту сползал на буровом станке, как кошка на когтях, а там пропасть над пропастью, без трактора ни-ни! К зазнобе летел, не до трактора было! И подобных геройств за ним целый хвост.
Скверно, скверно. С Раисой шутки плохи, это и ежу ясно, Правда, то, что она не вцепилась доселе в твои прекрасные волосы, оставляет толику надежды на благополучие вашего треугольника. Пожалуй, так. И это отнюдь не игра судьбы, но целиком твоя заслуга, милочка. Интересный поворот, ничего не скажешь. Ба! Уж не собираешься ли ты отбивать чужого мужа, сиротить малых детей?
Это было бы ошибкой, Астра, выбрось из головы. Ты разобьешься о них, как об утес. Так-то.
от Астры 12 сентября
Спасибо, Марина. И пожурили, и пожалели. На мне грех, на мне ответ. Живу дальше.
У нас заботы. Прибыл станок, огромный, как динозавр. Все тряслось, когда он проезжал мимо. И на выбранном месте над зеленой стеной леса поднялась ажурная вышка. Все замерло, когда эта махина приподнялась и стала медленно восставать. У Ивана, по-моему, даже дыхание перехватило.
— Ты думал о чем-нибудь, когда поднимали вышку? — спросила я по окончании.
— Как можно!
А я думала. О том, как стою, в чем одета, счастлива ли? Обычный внутренний хлам, от которого устаешь хуже работы.
Но Вы ждете слов «за Васина» и его спутников.
Они опередил Раю на пол-суток, бог послал их. С Киром мы оказались знакомы. А его другу Окасте Вехову, доктору наук с прической таежно-каторжного, были интересны пробы воды, особенно, с радоновой составляющей. Эти мены приволокли чемодан с пробирками, полевой определитель радона, вставили программу и снисходительно поинтересовались смыслом своих подвигов.
Я уселась перед штативом. Титровала, взбалтывала, подогревала, разносила по таблицам, пока, наконец, не выдала собственноручный расчет формулы химического состава пресной воды. Это удовлетворило их вполне, Окаста Савельевич даже поставил мне «отлично». Из вежливости, надо полагать, но приятно.
С тех пор между нами мир и согласие.
Чувствуется, что в делах Васин тверд и крут — тем пленительнее его обиход. В соответствии с последней курортной модой, он щеголяет по местному пляжу в полосатом трико и коротенькой распашонке, что необычайно забавно на его тюленьей фигуре. А прическа его спутника Окасты поразила местных мужичков настолько, что они предложили ему выпить.
Общение с ними, Вы правы, редкое удовольствие, роскошь, как сказал бы Экзюпери.
Маленький пример.
Дело было у реки после забурки главной скважины. Купаться уже не тянуло, мы расположились на травке, чтобы отметить, как водится, удачный почин. Были Рая, Васин, Окаста, Кир, Иван и я.
Надо сказать, что после своего приезда Рая ведет себя очень неровно, то чуть не вешается Ивану на шею, то чуть не гонит из дома. Вот и сейчас она принялась играть на нервах супруга, вспоминая недавний успех у черноморских мужчин и считая все это интересным для окружающих.
— Меня чуть не увезли! — хмелея от коньяка, восклицала она, встряхивая светлыми кудрями, — но я осталась верной Коробкову! Верной! Ты слышишь меня? В другой раз буду умнее, надену серьги-кольца, сделаю прическу, маникюр…
— Ничего не надо «делать», — дернул щекой Окаста, — все должно быть само… — и сильно протер пальцами голову.
— Верно, — тихо согласился Васин.
У меня навернулись слезы, я только что подумала о том же. Отвернувшись, я смотрела вверх. Было больно от всего. От того, что умный, одаренный, но малообразованный и выпивающий Иван выглядит в присутствии этих мужчин смышленым подмастерьем, от того, что она унижает его или небрежно ласкает словами, которые и я говорила ему…
Так я страдала, глядя в небо.
