торжествующий взгляд Маши. Потом все начало расплываться, и наступила тьма.
Некоторое время мальчишки остолбенело смотрели на упавшую женщину, потом стремглав бросились бежать.
Галина не сразу поняла, что случилось. Она в недоумении взирала на лежащую под сосной на сухой хвое американку, на торчащую из ее глаза наподобие какого-то странного отростка стрелу и судорожно открывала и закрывала рот, пытаясь осмыслить происшедшее. Она тоже заметила какую-то возню в кустах, лицо мужчины, в котором безо всякого удивления узнала Прошу. Галина восприняла этот невероятный факт совершенно равнодушно и продолжала тупо таращиться на побелевшее лицо Риты. Из глазницы по щеке девушки медленно стекала тонкая струйка крови. Потом она перевела взгляд на девочку, стоящую рядом с ней. Мордашка девочки сначала выражала некоторую растерянность, но тут же она стала менять свое выражение. Казалось, Маша гримасничала и вот-вот готова была заплакать. Но очень быстро лицо застыло и превратилось в подобие маски. Она холодно смотрела на лежащий перед ней труп и чуть заметно улыбалась.
Внезапно Галина поняла, что с девочкой произошла разительная перемена. Ей почудилось, что от Маши исходит сияние, которое даже сильнее света дня. Но сияние это было не светлым и чистым, а вроде темного, сверкающего изнутри облака, окутывающего ее с ног до головы. Впрочем, может быть, ей просто показалось? Или сознание, потрясенное всеми этими событиями, дало сбой?
Галина отвернулась от трупа и внимательно посмотрела на девочку. Та тоже быстро взглянула на нее, и Галина вдруг почувствовала невероятную любовь к этому ребенку. Волна странной нежности, волнения, восторга от того, что она смеет находиться рядом, бесконечного обожания захлестнула ее. Перед ней стояла маленькая богиня. Ее богиня!
По хвое почти неслышно прошелестели шаги, и рядом с ними возник Проша. Он тоже некоторое время взирал на распростертое тело. Галина с тревогой посмотрела на него, опасаясь, не сделает ли он что- нибудь плохое ее богине, но тут же поняла, что Проша обожает девочку не меньше, чем она.
Маша, как и остальные, тоже разглядывала лежащую на земле. На ее лице не было ни отвращения, ни страха, ни печали. Скорее его можно было назвать равнодушным, но и это определение передавало смысл неточно. Так может смотреть человек на случайно раздавленного муравья. Потом она взглянула на своих спутников. На лице ее читалось плохо скрытое презрение.
– Ну вот и все, – констатировала она. – Плохой слуга хуже, чем предатель. А она была и тем, и другим. А вы?.. – Она вопросительно и требовательно посмотрела на них.
Проша согнулся в поклоне, всем своим видом выражая глубокое почтение. Галина не знала, как себя вести, и почему-то сделала книксен.
Девочка засмеялась.
– Вы оба недалеко ушли от этой… – она кивнула на труп, – но пока существуйте, поскольку надобность в вас еще не отпала. Ты, – она посмотрела на Галину, – спрячь его где-нибудь. Когда он рядом, происходят разные события, которые пока ни к чему. Нам лучше не общаться. Но он может в любую минуту понадобиться, поэтому должен быть всегда под рукой.
– А как быть с телом? – спросила Галина.
Девочка пожала плечами.
– Идемте! – повелительно произнесла она.
Странная компания молча удалилась.
Труп Риты остался лежать под сосной и напоминал сейчас выброшенную за ненадобностью сломанную куклу. Из кустов выскочила белка. Она осторожно подкралась к телу и замерла. Казалось, зверек чует опасность. Белка подобралась к лицу и принюхалась. То ли запах смерти не понравился зверьку, то ли что- то спугнуло его, но белка стремглав кинулась прочь.
Позже, уже вечером, Галина сидела в своей небольшой квартире и пыталась привести в порядок мысли. Тут же находился Проша. Она временно решила пристроить его у себя. В настоящее время он сидел на кухне и безучастно смотрел в окно. То, что в ее жилище впервые за многие годы находился мужчина, совершенно не волновало Галину. Да и не видела она в нем мужчину. Просто персонаж: без пола, возраста, даже без лица. Одним словом – Страж.
А она сама? Она-то кто? Галина сама не могла определить собственной роли. Служанка, няня?.. Какая разница. Главное, что она рядом с Госпожой и имеет счастье лицезреть ее каждый день. Никогда еще ее жизнь не была такой яркой и сверкающей, как сейчас. Что она видела? Для чего жила до сих пор? Так… Существовала. Без цели, без смысла. Впрочем, считала, что может кому-то принести пользу своей работой. Глупая. Какая же она была глупая! Только сейчас она поняла это. Какая польза? Кому?! Несчастным, вроде этой американки? Миллионам других, суетящихся, словно насекомые, без цели, без смысла? Она вдруг вспомнила, как в самом начале знакомства с Машей они оказались в лесу возле муравейника. Тогда девочка провела параллель между людьми и муравьями. Галину, помнится, покоробило такое сравнение. А ведь она была права! Для чего вся эта суета? Бессмысленное блуждание в потемках бытия, слепое ожидание случая, который перевернет это бытие. Вздор! Бессмыслица! Труха и тлен! На свете есть только один истинный символ – Госпожа, и ей она готова служить, и уж послужит, будьте уверены! Кто должен быть уверен, она и сама не знала. А Проша продолжал бессмысленно таращиться в окно.
8
Последовавшие друг за другом внезапная и странная смерть Шебалина, а следом еще более нелепая гибель Риты Кнабе полностью выбили Павла Глиномесова из колеи. Все это было настолько чудовищно, что он начал подозревать, что все это, возможно, не просто случайность. Но обдумывая события и анализируя факты, он не увидел в этих двух смертях никакой связи.
– Случайность, – говорили все в один голос. Шебалин, несомненно, устал. Заработался. Потом эти события в Калинске, свидетелем и участником которых он был – все это и привело к депрессии. Бывает… С заезжей американкой и того проще. Нелепая смерть. Кстати, мальчишку, который выпустил из лука роковую стрелу, нашли тотчас же. Но что взять с десятилетнего ребенка? Смерть Риты была воспринята Павлом особенно тяжело. Рушилась его мечта. Он строил планы побывать в Америке. Все, казалось, складывалось благополучно, и вот – на` тебе! Какой-то сопливый придурок оборвал не только жизнь полного сил человека, но и его, Павла, надежды. Теперь все вновь становилось далеким и расплывчатым.
Однако Павел, нужно отдать ему должное, проявил себя в этой ситуации молодцом. Растерянная и испуганная Марта была полностью деморализована, а он носился по моргам и больницам, звонил в посольство США в Москву, в далекую Америку родителям девушки, словом, проявил максимум расторопности и инициативы, организовал доставку тела и взял на себя все связанные с этим делом формальности. Не будь он так напорист, кто знает, не схоронили бы несчастную где-нибудь в дальнем уголке кладбища.
Он до последней минуты продолжал заниматься вопросом отправки тела девушки на родину и успокоился только тогда, когда увидел, как цинковый гроб был погружен в огромный транспортный самолет. Только тут он вздохнул с облегчением. И надо сказать, его деятельное участие во всей этой истории было вознаграждено. Когда в аэропорту он, устало передвигая ноги, подошел к своей машине, его окликнул какой-то неизвестный. Представившись третьим заместителем советника по вопросам культуры посольства США в Москве, он выразил Павлу горячую благодарность за все хлопоты, связанные с отправкой тела Риты Кнабе на родину.
«Где ты, интересно, раньше был?!» – зло подумал Павел, но вслух этого не произнес, а, напротив, сделал вежливое лицо и сообщил, что его долг как гражданина дружественной страны и истинно верующего человека помогать ближним.
– О! – воскликнул американец. – Русская душа!
По-русски он, кстати сказать, говорил скверно, но сумел объяснить Павлу, что незадолго до смерти Рита Кнабе хлопотала о выдаче визы семье Павла Глиномесова для туристической поездки в Соединенные Штаты.
– Я знаю, – грустно сказал Павел.
Американец заявил, что, несмотря на трагическую гибель мисс Кнабе, ее ходатайство удовлетворено, и виза, а также оплаченные билеты в оба конца лежат у него вот в этой папке, и он чрезвычайно рад вручить их мистеру Глэномесоффу.
Павел был настолько потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Наконец он пришел в себя и стал благодарить любезного американца. Однако тот заявил, что благодарности предназначены вовсе не ему, а