так и не понял. Если и были, то такие тонкие и блестящие, что их и не разглядишь.
Она была щеголиха, это Андрей Фомич отметил еще тогда, когда только увидел ее на крыльце, и это тоже очень ему понравилось. Так и должно быть: красивая девушка, и все, что относится к ней, тоже должно быть красивым. Но до встречи с Аллой он не задумывался об этом.
— Никак не могла оторваться, — продолжала девушка. — То одно, то другое, такая у нас в детдоме жизнь — вся состоит из непредвиденных случаев.
«Это верно, — подумал Андрей Фомич. — И у меня тоже. Разве я предвидел, что встречу такую…»
— Да мне и не показалось, что долго… — сказал он.
Но Алла уже поняла все, что он хотел сказать.
— Конечно. Сначала Тамара Михайловна, потом Ленька. С ними не соскучишься. Пойдемте куда- нибудь, а то мы тут, как в кино. Посмотрите на окна и возьмите меня под руку для всеобщего удовольствия.
Он для собственного удовольствия выполнил ее первые приказания: осторожно взял ее под руку и оглянулся на окна. Там, за стеклами, маячили белые халаты и розовые женские лица.
— Ну вот, теперь у них будет о чем поговорить, — засмеялась девушка.
Они вышли на тихую, немощеную улицу. Тут еще сохранились дощатые тротуары и кое-где палисадники и деревенские ворота с калитками. Над немощеной улицей склонялись старые тополя, роняя в пыль желтые листья. Тишина стояла такая же, как и вчера в деревне, когда Андрей Фомич столкнулся с солнцем лицом к лицу. Но лишь не было у него обидного чувства неведомой утраты. Совсем наоборот, только сейчас он и нашел именно то, чего недоставало ему и о чем он только теперь начал догадываться. И он был уверен, что это не мимолетное желание, а тот самый непредвиденный случай, о котором сказала Алла. Это прочно и незыблемо, как предзакатная тишина.
Алла что-то рассказывала, но он не слушал ее. Она это поняла и повернула к нему свое лицо.
— Выходите за меня замуж, — сказал он решительно.
Это прозвучало так неожиданно, что, даже не успев понять, шутит он или говорит серьезно, Алла спросила:
— Прямо сейчас?
— А хоть бы и сейчас, — с готовностью подтвердил Андрей Фомич. — Я хоть бы сейчас прямо в загс. Да нельзя: там у них свой порядок. Мне ваше слово надо…
Освободив свою руку, Алла отодвинулась от него.
— Как же так?.. — проговорила она, задохнувшись и как бы защищаясь от внезапно налетевшего вихря. — И не знаете вы меня совсем.
— Как же так не знаю? — удивился он. — Знаю!
Она попробовала улыбнуться.
— И не поговорили мы ни о чем…
— Будет у нас время, наговоримся еще.
— Да вы меня и не рассмотрели даже!..
— У меня глаз верный.
Ей показалось, будто он тоже усмехнулся, и тогда она решила, что вихрь пролетел. Пронесло. И можно перевести все на шутку, пока что.
— Я и забыла, что вы — плотник.
— А что?
Алла совсем уже овладела собой.
— Так я же не бревно.
Принимая шутку, что было сейчас же отмечено ею как несомненно ценное качество, Андрей Фомич восторженно заверил:
— Да как можно! Вы — березка, вот что!
— Значит, будущее бревно?
— А это уж от человека зависит, — совсем уже весело, но так веско сказал он, что Алла поняла: шутки в сторону, надо говорить серьезно, если только можно принимать всерьез предложение, сделанное после первого случайного знакомства.
Конечно, она знала, что когда-нибудь должен появиться человек, который ее полюбит, и она полюбит его, — это уж обязательно. Она была еще в таком возрасте, когда никакие другие соображения, кроме любви, в расчет не принимаются, если разговор заходит о законном браке. А этот явился — и с ходу: «Выходите за меня…» И — ни слова о любви! Вот что непонятно и отчасти обидно. Ждала, ждала этого часа, а дождалась — даже и сердце не успело ворохнуться. Если и замерла на минуту, то уж, конечно, не от любовных переживаний, а скорей от неожиданности.
Несколько минут назад, когда она только еще наспех причесывалась, собираясь на первое свидание со своим ночным спутником, подруга ее, Надя, и все нянечки заинтересованно напутствовали: «Смотри, не теряйся, баловства не позволяй, да и не очень поджимайся. Не всякая девка в наше время свое счастье находит».
А они все шли; она по тротуару, по самой крайней дощечке, чтобы и ему было где идти, но тротуар был неширокий, в три доски, идти рядом можно только взявшись под руку. А этого сейчас нельзя, и поэтому он шагал по земле, с другой стороны тротуара. Им казалось, будто все только что сказанное и особенно недоговоренное отдалило их друг от друга, стало между ними невидимой стеной, которую они не решались сломать и еще не знали, надо ли ломать.
— Я вас в вагоне заметил и тогда ничего еще не подумал, просто мне хорошо стало. Отчего — не знаю. А утром проснулся и все понял: это вы надо мной, как солнце, свет распространяете. Теперь уж я не могу без вас…
Нет, она все-таки чувствовала что-то вроде сердечного замирания, и под ногами слегка покачнулась земля. Ведь то, что он говорит, — это все о любви. Дождалась. А что теперь говорить, что делать? Так это все неожиданно, что она и опомниться не успела, так без памяти и разговор завела, совсем никому не нужный.
— Как же это у вас так сразу? И меня не узнавши. А может быть, у меня кто-нибудь уже есть? Ходит вокруг и вздыхает. Ходит, вздыхает и даже, может быть, у нас любовь. Вы-то об этом не подумали, когда утром проснулись и увидели солнце?..
Хотела пошутить, а он не понял. Вон как потемнело его лицо и голос ломкий, будто издалека:
— Нет, не может у вас этого быть!..
— Отчего же? Не такая уж я уродка.
— Не должно быть, — повторил он. — Я такую еще не встречал, как вы. И не встречу, потому что нет таких больше…
— Да уж, конечно. Одну такую бог отлил и форму разбил.
Сначала она пожалела, зачем сказала о несуществующем вздыхателе, а потом ей понравилось, как он, не имея на нее никаких прав, ревнует открыто, как сговоренный жених. И она решила продолжать эту игру, от которой не видела никакого вреда. Поиграет, а потом скажет, что надо подождать с окончательным решением, узнать, друг друга, познакомиться с родней. У него мать какая-то не совсем нормальная, у нее — отец тоже с норовом, мать, братья. И хотя все они живут в другом городе, но и с ними надо посоветоваться, чтобы все по-хорошему было.
Мысли были умные, и она сама удивлялась, откуда они берутся в такие минуты. Если бы она так ему все высказала, то он понял бы, и все пошло бы ладно. Но она, шагая по крайним доскам, продолжала говорить всякие глупости, понимая, что не надо этого говорить, и не могла остановиться. Она и сама не понимала, что на нее накатило. Очнулась только тогда, когда он вдруг поднялся на тротуар и, как ей показалось, довольно грубо схватил ее руку.
— Не то вы все говорите! — с отчаянием выкрикнул он.
Увидев так близко его растерянное, отчаянное лицо и его вздрагивающие губы, она обрадовалась, что наконец-то он оборвал поток ее неумных слов и вот сейчас он, наверное, ее поцелует, прямо здесь, на улице, и тогда… Она не знала, что наступит тогда, и рассмеялась, глядя прямо в его погибающие глаза.
