хотел сбросить хотя бы стеганку, но она была туго стянута ремнем. А тонуть ему совсем не хотелось. Единственная мысль и единственное желание было у него — выплыть. Только не поддаваться злой силе, которая тащит его в мутную струящуюся тьму.
Но была какая-то другая, определенно добрая сила, которая помогала ему, стремительно несла по сверкающей солнечной реке, не давала утонуть и в конце концов прибила к берегу. Он вжался лицом в мокрый мох и крепко ухватился за корни, выпиравшие из земли. Он плакал и смеялся от радости».
— Ленька, это все про тебя? — почему-то шепотом спросила Алла.
— А! — отмахнулся Ленька. — Расписывает…
— «Он поднялся. Ноги его дрожали. Его трясло, и он был уверен, что это от холода, хотя стоял жаркий июльский день. Он стащил сапоги и стеганку. Снял всю одежду, выжал воду и снова надел все сырое, тяжелое. Осмотрелся и понял, что до устья он не дотянул самую малость, километра полтора, не больше.
Скоро он был в деревне. Рейдовская радистка Манча Кондакова схватилась за щеки, и глаза ее округлились:
— Ленька! Ох, тошно мне! Рассказывай — что?..
На базу была передана радиограмма, и получен ответ: завтра утром катер доставит разведчикам все необходимое. Леньку раздели, положили на горячую печку. Это он еще запомнил. Но о том, как его на том же катере доставили в районную больницу с воспалением легких, он узнал только через три недели.
Простую эту, будничную историю рассказали мне мой старый друг, начальник отряда геологоразведки Николай Яснов, и мой новый друг Леонид Свищев. Я пришел к нему в больницу, когда он уже числился среди выздоравливающих.
— Где он лежит, в какой палате?
— Лежит! — засмеялась врач Анна Борисовна. — Это состояние ему не свойственно. Он более или менее лежал, когда был без памяти.
Леньку я нашел в больничном садике. Он сидел, окруженный такими же, как и он, выздоравливающими, и рассказывал им что-то забавное. И совсем он не был похож на человека, спасшегося от смертельной опасности при исполнении своего рабочего долга. Как это было, он сам рассказал мне. Но если бы я записал дословно все, как он говорил и изображал, то получился бы рассказ юмористический и отчасти фантастический.
Он, например, рассказал про медведя, который лапой оттолкнул плот, застрявший на отмели. Или про ворону: она летела впереди и садилась на все опасные для плавания места — на коряги, камни — все время ободряюще каркала. А когда он тонул, то его выталкивал наверх кто-то зеленоватый и скользкий, похожий на большую рыбину. Ленька живет в большом добром мире, в котором зло побеждается силой добра, чести, верности долгу.
Отличные, должно быть, люди вырастили и воспитали Леньку! Честь им и слава! В Советской Армии существует славный обычай: командир части выносит благодарность родным солдата, самоотверженно выполняющего свой долг. Начальник геологической разведки Н. Яснов поручил мне поблагодарить Ленькиных родных и воспитателей. Низкий вам поклон, добрые советские граждане!»
Город еще дышал дневным жаром в ночное небо, полное ярких августовских звезд.
— Вы сказали: хорошо, что я вас не забыл. А зачем это? — спросил Андрей Фомич.
— Не знаю… Приятно, когда знаешь, что ты не забыт друзьями.
«Друзья, — подумал Андрей Фомич. — Ну, друзьями-то мы никогда не были. Не дошло до этого».
Они вышли на балкон, ожидая, когда Ленька приберет на кухне.
— Вы, наверное, думаете: зачем я пришла к вам?
Этот вопрос смутил Андрея Фомича. Он и в самом деле думал об этом и ждал, когда же она скажет о деле, для которого пришла. Он спросил:
— А разве заходят только для дела?
— Ну, это не так просто. Прежде бы я не могла прийти к вам, даже зная, что Надя дома. Не отважилась бы.
— А я думал, у вас на все отваги хватит.
— Нет. Вы помните, как у нас тогда все получилось? Долго я отдышаться не могла. Вы меня тогда, как того Ленькиного зайчика: пиф-паф!
— Вот как! Дело прошлое. Забытое. А я ведь тогда себя вроде того подбитого зайчика считал.
Два зайчика одним выстрелом! Кто же охотник? «Любовь», — подумал Андрей Фомич, но сказал:
— Глупость наша…
И услыхал ее негромкий торжествующий смех и ее слова:
— Любовь глупой не бывает… Я это недавно поняла.
И он понял, что это она не о той давней, убитой любви говорит, а о новой, своей, которую не убьешь, как глупого зайчика.
— Ага, — сказал он, — Артем.
Он сказал это так свободно и просто, будто в этом не было ничего особенного, никакой тайны и все об этом знают. И она ответила с таким ликующим спокойствием, как говорят о невозможном счастье, о котором можно только мечтать, но чудо совершилось, и оно пришло.
— Да. Я потому к вам и пришла, что полюбила и он меня полюбил. В этом, наверное, главное. Потому что, когда оба любят, то ничего не страшно и все кажется доступным. А пришла я к вам вот зачем: как попасть на Старый Завод?
— Зачем вам это? — спросил он.
Старый Завод! Оттуда все и началось. Именно оттуда идут все радости и беды. И не только для него. Вот и Артема тоже захватило. А теперь и она рвется туда же, где все такое произрастает.
— Туда уехал Артем. Я и подумала, а почему бы и мне не взглянуть на этот рай земной?
Он так долго не отвечал, что она удивленно оглянулась. Стоит, ухватившись за перила и так пристально смотрит вниз, в темноту, словно заметил там что-то подозрительное.
— Он, что же?.. — начал он, но Алла перебила его:
— Он в эти дни переломил самого себя и всю свою жизнь.
— Что он сделал?
— Это он имеет право рассказать только сам. А я теперь должна быть с ним. Со всеми его мыслями. И если он в чем-нибудь виноват, то и я хочу быть виноватой в том же. Я не позволю ему оберегать меня от его забот. У нас все будет пополам. Я не могу и не хочу жить, как Надя. Как вы с Надей. Зачем вы мучаете ее, зачем оберегаете от своих забот? Ведь они не только ваши, они общие. Ей хочется быть всегда со своим мужем, и не только в любви, а во всем, во всем! А вы отняли у нее самое главное. Так нельзя с нами. Что же вы молчите?
— А что говорить?.. — Он виновато улыбнулся. — Такого она меня приняла.
— Она любит вас и все прощает.
— Все понятно. Мне тоже надо на Старый Завод. Послезавтра суббота. Хотите, вместе и поедем? В этот ваш рай.
— Ох, как долго! Я хочу, в крайнем случае, завтра.
— Хорошо, завтра. Пароход идет в девять. В семь часов утра мы должны быть на Перми-второй.
Оторвавшись от перил, он деловито прошел в комнату.
— Ленька, хочешь на Старый Завод? Тогда поторапливайся. Проводим тетю Аллу, и я еще успею позвонить своему заместителю.
«Завтра, — подумала Алла. — Завтра я увижу его…»
Вечер у Николая Борисовича
Маленький, аккуратный домик с квадратным окошком и очень просторной верандой был так не похож
