«Предложите ему вступить в Дозор.»
«Я никогда не совершал ничего.»
'Вы не имеете права так поступать! ' — кричал гном.
'Не собираюсь быть ни в каком Дозоре! ' — ворчал Угольнолицый.
Морковка наклонился к нему. 'Здесь вокруг сотни гномов. С огромными топорами. ' — прошептал он.
Угольнолицый моргнул.
«Я буду вступать.»
«Приведите его к присяге, констебль.»
«Разрешите зачислить еще одного гнома, сэр? Для поддержания паритета?»
«Действуйте, констебль Жвачка.»
Морковка снял шлем и вытер лоб.
'Я думаю, что все проблемы только из-за него. ' — сказал он.
Толпа в недоумении таращилась на него.
Морковка в ответ широко улыбнулся.
«Никто не обязан оставаться здесь, если у него нет желания.» — сказал он.
«Я никогда не совершал ничего.»
'Да… но… послушайте. ' — сказал Крепкорукий. — «Но если он не убивал старину Заложи-Молоток, то кто же?»
«Я никогда не совершал ничего.»
«Наше расследование продолжается.»
«Вы не знаете!»
«Но я отыщу!»
«Ах, да? А когда, черт, вы узнаете?»
«Завтра.»
Гном заколебался.
'Ладно. ' — сказал с сильным недоверием в голосе. «Завтра. Но лучше, если это все-таки произойдет завтра.»
'Непременно. ' — сказал Морковка.
Толпа рассеялась, или по крайней мере немного разошлась. Тролли, гномы и люди — граждане Анк- Морпорка — никогда не испытывали тяги к поспешным действиям, пока уличный театр не закончен.
У констебля Осколка, производящего смотр войскам, грудь так раздулась от гордости и тщеславия, что его костяшки едва не касались земли.
«Слушайте вы, чертовы тролли!»
Он помолчал, пока следующая мысль не заняла достойную позицию.
'Слушайте внимательно! Ты в Дозоре, парень! Эта работа с большими возможностями. ' — сказал Осколок. — «Я только вступил в Дозор, а уже получил повышение! Вам дадут образование и подготовку для хорошей работы на Гражданской Улице!»
«Это твоя дубинка, с торчащим в ней гвоздем. Ты будешь ею жрать. Ты будешь спать на ней. Когда Осколок прикажет, — 'Прыгай! ', то ты ответишь, — 'Какого черта? Мы сделаем это все с помощью чисел'. Я узнал великое множество чисел!»
«Я никогда не совершал ничего.»
«Ты, Угольнолицый, образумься, у тебя в ранце маршальский жезл!»
«Никогда не брал ничего, никогда.»
'Вы сейчас сядете и сосчитаете мне до тридцати двух!
Нет! Лучше до шестидесяти четырех!'
Сержант Двоеточие почесал переносицу. Мы живы, — подумал он. Тролль оскорбил гнома на глазах у других гномов. Угольнолицый… А что, Угольнолицый. Мне сдается, что Осколок сама чистота по сравнению с ним. Освобожден и зачислен в стражу… Морковка здорово срезал Заскока. Правда Морковка обещал, что узнает все завтра, а уже стемнело. Но мы живы.
Прислушайся к ним, псам. Каждый на своем конце, в этом пекле.
Любимица прислушивалась к ворчанию псов и думала о волках.
Ей приходилось бегать со стаей волков и она хорошо знала их. Эти псы не были волками. Волки были в общем-то мирными созданиями и предельно простыми.
В итоге вожак стаи был скорее похож на Морковку. Морковка пришелся городу впору также, как и он подошел бы высоким лесам.
Псы были смышленее волков. Волки не нуждались в умственных способностях У них были другие заботы. Но псы… они получили умственные способности от людей. Хотелось им этого или нет. Псы без сомнения были свирепее волков. Они унаследовали и это от людей.
Большой Фидо превратил свою банду бездомных псов в то, что невежественная мысль могла счесть волчьей стаей. Все без исключения глядели с горящими глазами на пуделя, вещающего:
О Предназначении, О Дисциплине, О Естественном Превосходстве Собачьей Расы, О Волках.
Правда с точки зрения Большого Фидо волки выглядели совсем не такими, какими их знала Любимица. Они были больше, злее, мудрее, волками мечты Большого Фидо. Они были Королями Леса, Ужасом Ночи. Они носили имена Быстрый Клык и Серебряная Спина. Они были воплощением того, кем каждый пес стремился стать.
Большой Фидо одобрил Любимицу. Как он выразился, она была очень похожа на волчицу.
Они все потрясенно слушали, полностью погрузившись в мечты, маленького пуделя, который нервно пукал во время рассказа, и вещал им, что естественный облик пса более гармоничен и велик. Любимица могла бы рассмеяться, если бы не обстоятельства, в которых она находилась, и сильное сомнение в том, что ей удастся выбраться живой.
А потом она уже увидала, что случилось с маленькой, похожей на крысу, дворняжкой, которую втащили в центр круга пара терьеров и обвинили в том, что та приносила палку.
Даже волки не делали такого с другими волками. Этого не было в кодексе волчьего поведения. В этом не было нужды.
Волки не нуждались в правилах, как быть волками.
Когда наказание завершилось, то она заметила Гаспода, сидящего в углу и пытающегося быть незаметным.
'Если мы сейчас ускользнем, то они будут за нами гнаться? ' — спросила она.
«Вряд ли. Встреча заканчивается, видишь?»
«Тогда пошли.»
Они скрылись в переулке и, когда были уверены в том, что их не заметили, пустились бежать.
'Бог мой. ' — сказала Любимица, когда между ними и стаей псов пролегла дистанция в несколько улиц. — «Он сумасшедший, правда?»
'Нет, сумасшедший — это когда пена на устах. ' — сказал Гаспод. — «Он — безумен. Это когда пена на мозгах.»
«Вся эта чепуха о волках…»
'Полагаю, что каждый пес имеет право на мечту. ' — сказал Гаспод.
«Но волки совершенно не такие! У них даже нет имен!»
«У всех есть имена.»
«У волков нет. Зачем они им? Они знают, кто они, и знают остальных членов стаи. Это все… образы. Запах, ощущение и облик. У волков даже нет слова для волков. Это совсем на них непохоже. Имена — это людские дела.»
'У псов есть имена. У меня есть имя. Гаспод. Это мое имя. ' — сказал Гаспод.
'Ну… Я не могу объяснить почему. ' — сказала Любимица. — «Но у волков нет имен.»
Луна была нынче высоко в небе, черном как чашка кофе, который вообще-то и не черный совершенно.
Ее свет превращал город в паутину из серебряных нитей и теней.
