— Пусть идет! — говорит Винт.
— Врачи запрещают, — вздохнул Валентин Дмитриевич.
Я Винта за рубаху тяну, он отмахивается. Объясняю ему на ухо, вдруг спросят, какой у нас интерес, вдруг проверять начнут, а что отвечать? И нам крышка, и Элку подведем. Бочком, бочком мы от класса, бегом к ее дому.
Элла очень удивилась, увидев нас дважды на дню.
— Спасибо, что соврала, — запыхавшись, говорит Винт. — Мы тебе тоже когда-нибудь пригодимся, не думай. Только что нам говорить, если спросят?
— А то мы тебя подвести можем…
Элла пожала плечами и сказала:
— Я никогда никого не обманывала.
— Ха-ха! — сказал Винт. — А что нас волнует?
— Над чем мучаемся? — добавил я.
— Ночей не спим и вообще?
Она посмотрела на нас, непонятливых, и говорит:
— У вас дружба. Вот ваш интерес в жизни.
— А это разве считается? — удивились мы.
Она кивнула, села за фортепьяно, раскрыла ноты. Ей было пора заниматься любимым делом. Мы пошли, а вслед нам музыка — грустная-грустная, одинокая-одинокая. Понятная музыка, человеческая, хоть и классика.
— Я понял, почему она плакала! — остановился Винт.
Я еще вчера понял, это ребенку ясно. Приехала девочка из большого города в нашу дыру, где и поговорить-то не с кем. Человеку без компании трудно.
— Винт, — говорю, — ты клялся ее выручить.
— Я не отказываюсь, — завздыхал Винт, — только уж больно в поход хочется, где не ступала нога человека…
Чтоб не было пути назад, мы пошли к Валентину Дмитриевичу домой и начали объяснять, почему в поход не идем, чтоб он не обижался и в следующий раз нас не забыл:
— Понимаете, у нас интерес к одному человеку проснулся. Приходится идти на жертву…
— Человек болеет, — говорит Винт.
— Понимаете, городок у нас хороший, но к нему привыкнуть надо, если ты приезжий…
Не очень складно получалось, все мы вокруг да около объясняли, сбивались и мешали друг другу. Валентин Дмитриевич понял — настоящего педагога сразу видно.
Вот так. А сейчас, в это самое время, пока вы в походы ходите, кино про привидения смотрите, выращиваете кактусы или замечательно ничем не занимаетесь, мы ломаемся на музыке. Я сижу рядом с Эллой, листы с нотами переворачиваю, а Винт в кресле со сном воюет. Опять он носом клюнул, я ему за спиной Эллы кулак показываю.
— Какой темп? — спрашивает Элла. — Виталий?
Виталий, не долго думая, ляпает:
— Минор!
— Ха-ха! — кричу я. — Мажор. Типичный!
Элла останавливается, вздыхает, глядя на нас.
— Вы назло?
— Ни в коем случае! Что ты!
Элла начинает горячиться:
— Тупицы! Припадочные! Ежу понятно, что это модерато! Обыкновенное мужественное модерато. Чурки!
В комнату заглядывает ее папа.
— Элла, — говорит он укоризненно, — откуда такие слова?
— А ты попробуй с ними! — кричит она.
Отец качает головой, скрывается.
— Последний раз, граждане! — объявляет сердито Элла.
Живем дальше. Я через раз нотный лист забываю перевернуть, а Винт из последних сил глаза таращит. Значит, есть настоящий интерес в жизни, если такие мучения…
Двое с лицами малолетних преступников
Глава первая
Куда ночь — туда и сон
Городок Судимов помешался на бизнесе. Большая часть граждан умственно. Сидел человек или лежал, думал — вот бы здорово построить кирпичный завод и продавать кирпичи, кому они нужны. А то покруче — откупить у государства старенький кинотеатр, переоборудовать под гостиницу с бассейном, самоварами, русской баней и пускать туда иностранцев за бешеные деньги.
У одного однажды до дела дошло. Придумано было хоть и недорого, но хитро. Есть такая старинная русская забава: намазать шест салом, повесить наверху сапоги, и кто до них долезет, тот и может забрать эти самые сапоги себе. Шеста он не нашел, вкопал трубу. Наверху, и как только он сам туда забрался, повесил башмаки. Люди подходили, но наверх никто лезть не хотел — как-то неудобно при людях из себя дурочку делать. Единственно, какой-то пьяный нашелся. Разулся, долез до середины столба и свалился. Потом лежал полчаса, отходил. Голос при падении не пострадал. Он начал так ругаться, что пришлось уводить детей. Зато набежало не меньше сотни народу — поучиться ругаться тридцать минут подряд, не повторяясь.
Смирные люди попроще растили редиску, укроп, таскали грибы из леса, вязали кружева на продажу — торговали потихоньку и ждали, пока придет богатство.
Вообще жить стало любопытно. На той неделе жители бегали к реке смотреть, как ее теперь имя. Раньше она называлась Пёра. Теперь на берегу, у моста и у водокачки, висели на столбах чистенькие таблички «Ривер Пиора». Совсем другое дело!
Началась эта петрушка со строительства Химического комбината на Голубинке — было такое место на самой окраине. Комбинат с головы до ног был иностранным, самым большим то ли в Европе, то ли в Азии. Строили иностранцы со всех концов света. От них все и пошло. Они подучили местных, как не очень напрягаться, делать бизнес и богатеть. Вечерами они толпами шатались по центру города, тараторили по- своему и с удовольствием напивались.
Со всех концов города была видна громадная кирпичная труба на стройке. Ночью в небе полыхала светящаяся надпись на трубе — «АСС». Так называлась компания, которая взялась за это дело.
В школу номер шесть приехали ученые — тоже со своим бизнесом: узнать, кто кем хочет стать. Класс отвечал грамотно. Девчонки — манекенщицами, певицами, одна — фотомоделью. Ребята — барменами, банкирами и каратистами. Ученые сверкали очками, делали пометки в своих тетрадках. Встал Винт и
