регулировщик прогуливался вдоль улицы, да и хватка у урода была неслабая — паспорт пришлось отдать. Дурак спокойно проверил свою фотографию, потыкал пальцем на себя, на паспорт: «Мой». Положил его во внутренний карман и, ни тебе спасибо, ни до свидания, поплелся из кафе.
Он уверенно шел в известном ему направлении. Миновал центр, Кукуевку, вышел к кладбищу.
Полундра из-за кустов видел топтание дурака вокруг могилы Тихонова. Он садился, вставал, бормотал что-то, угрожающе мычал, оглядываясь по сторонам. На несчастье, увидел кладбищенских посетителей. Рванул к ним, схватил за руку мужчину. Тот пошел за ним неохотно.
— Волнуется, — говорил мужик жене.
— Что, Гриша, что не нравится? — говорила женщина. — Креста не поставили? Да? Не успели. Может, он хочет сказать, что цветы воруют?
Гриша отчаялся найти понимание. Снял пиджак, повесил на соседнюю ограду. Несуществующей лопатой начал будто копать землю.
— Помер он, Гриша, — сказал мужчина. — Помер и лежит под землей. Кондратий его хватил, это верно.
— Пойдем, — сказала женщина мужу, — и так задержались…
Мужик в утешение сунул ему денежную бумажку. Дурачок помычал горестно, опять начал кружить вокруг могилы. Круги становились все шире. Полундра отступил подальше. Внезапно немой взревел торжествующе — нашел лопату.
Было пора. Полундра выскочил из кустов, схватил пиджак с ограды. Дурак опешил от неожиданности.
Мало того что идиот был здоровый кабан, он и бегал прилично. Прохожие шарахались в стороны от бегущего волосатого немого с лопатой наперевес. Полундра незаметно кинул паспорт на асфальт. Смешался с толпой у торговых рядов.
— Молодой человек! — окликнула его женщина с детьми. — Вы уронили?..
На нее обрушился немой. Откинул лопату в сторону, схватил за руку с паспортом. Женщина завизжала…
Про отравление алкаша, про то, как Полундра втюхал билет кавказцам («По дешевке», — говорил Полундра), Авторитет слушал уже невнимательно. Полундра все говорил, начал повторяться — боялся, с концом рассказа закончится его жизнь.
— Тебя может опознать медицинская сестра, так?
— Да.
— Больше никто?
— Вроде нет.
— Ты ее найдешь?
— Да. Крашеная шушера.
— Зови их! — сказал Авторитет.
Полундра открыл дверь в соседнюю комнату. Дальнейшее он уже воспринимал со стороны, безучастно и нелюбопытно. Он видел, как входили в комнату, рассаживались мрачные фигуры. Полундра ощущал себя сидящим в кресле, капля густой крови застывала на щеке, он смахнул ее рукой, рука дрожала. Он видел все отчетливо, настолько, что обратил внимание на еле заметное помигивание лампочки в настольной лампе. В соседнем доме играла знакомая музыка, он никак не мог вспомнить какая.
Авторитет сообщил свое решение:
— Берусь уладить это дело. Понадобится билет этой лотереи. Нормальный — пустой билет…
Увядали к рассвету яркие звезды на небе. Конов сдал Алика в следственный изолятор и пешком пошел домой. Обратил внимание на усиленные милицейские патрули на улицах.
— Что у нас опять? — спросил у знакомого лейтенанта.
Тот тоже смертельно хотел спать.
— Буйный сбежал из дурдома.
«К нашему берегу не дерьмо, так щепка», — засыпая на ходу, думал Конов.
Остановился, подумал, вернулся к лейтенанту.
— Когда у школьников каникулы? — спросил он.
— Скоро. Через неделю, не больше…
Конов пришел домой. Оттягивая приятную минуту, когда разденется, коснется холодной постели и согреваясь немедленно уснет, сделал чаю.
Рассвело. Просыпались соседи на работу, кто-то громко заговорил на лестничной площадке, заурчали машины на улице, загрохотал во дворе мотоцикл с плохим глушителем. Конов, прихлебывая чай, выглянул в окно. Было ясное раннее утро… Он поперхнулся.
«Было ясное раннее утро, около восьми… — запрыгали перед его глазами буквы из текста Тихонши. — Тут и появились эти двое с лицами малолетних преступников…» Как мог он пропустить главное? Около восьми порядочные дети досматривают сладкие сны в кроватях или в школу собираются. «Почему они должны ночевать дома?! — стучало в мозгах. — Не на вокзале, не в подъезде, не на чердаке?! Почему им не быть в бегах из теплого родительского гнезда, из детдома, из интерната для трудных детей?!»
На работу Конов пришел первым. Опять запросил сводку событий по городу. Рядом со знакомым сообщением о задержании Сэра в нетрезвом состоянии на кладбище стояло сообщение о пропаже или похищении малолетнего Виктора Елхова…
— Кухтин и Елхов! — сразу сказала Лина Романовна. — Это они.
Конов слова не сказал, кроме «здравствуйте». Успел только показать удостоверение.
— Я так и думала, — сказала она, — как увидела у них деньги, так сразу и ждала, когда явится милиция.
— Какие деньги? — осторожно спросил ничего не понимающий Конов.
— Недавно на уроке Кухтин считал деньги.
Конов ничего не имел против Кухтина, фамилию которого он слышал впервые, но не перебивал.
— Может, ему на мороженое родители дали? — добродушно сказал он, раздразнивая нервную учительницу.
— Там была целая пачка в крупных купюрах.
Конов не проявлял особой заинтересованности в разговоре, слушал доброжелательно и с сочувствием. А перед глазами стояла строчка из заявления: «Один с мордой волчонка. Другой — то ли махорку в глаза, то ли бритвой по лицу!»
— …дети — вампиры, — говорила Лина.
Он вынырнул из своих мыслей, наугад спросил:
— Которые кровь пьют?
«Все с ума посходили», — с отчаянием подумал он.
— При чем здесь кровь, — сказала Лина Романовна, — это суеверия, глупости. Мы все получаем из космоса энергию, — начала она урок, — мы все — дети космоса… А есть люди, которые могут пользоваться только чужой энергией, — паразиты…
Дитя космоса Конов отчаянно пытался не потерять нить разговора.
— Они пьют, если хотите, чужую энергию. Вампиры. Энергетические.
— Я, собственно, интересуюсь Елховым, — сказал он, — на той неделе он пропал из дома, а потом нашелся…
Теперь пришел Линин черед волноваться.
— Вы думаете, из-за меня?
— Зачем так, — сказал Конов, — я ничего не думаю.
— Эти двое — кошмар, наказание!
— Почему вы все время говорите — эти двое? Сбежал только Елхов.
— Не верю, — сказала Лина, — их вообще надо разбросать по разным школам. Сбежал Елхов, а Кухтин ничего не знал? Ха-ха!
— А если их расспросить? — неудачно предложил Конов.
— Ничего не скажут! Вытаращатся вот так, — она показала, как они вытаращатся, — и будут