«Укрепи меня, господи», – думала Ксения. Она забыла сейчас об Алексее, о Михаиле, о тоске своей. Не об этом шла сейчас речь – о вере, и Ксения знала только одно: ей надо выстоять, не дать искусить себя дьяволу, который говорил устами Ивана Филипповича. Тупое упрямство появилось в ее глазах.
– От всего отрекусь, от отца, от матери, но не отрекусь от Иисуса Христа, – сказала она.
Иван Филиппович изумленно смотрел на нее – и жалость и боль были в его лице.
– А разве я пришел сейчас уговаривать тебя отречься от Христа? – спросил он. – Нет Всему свое время. Скажи мне только одно: ты хочешь выходить за этого человека, которого тебе подсовывают сектанты? Ну, хочешь?
Ксения молчала.
– Так не губи себя, не дай обмануть себя, Ксеня. Подожди хоть до весны, а там… там видно будет.
Он сел и вдруг, сжав ладонями виски, сказал с отчаянием уже не Ксении, а самому себе:
– Нет, если это случится, я себе никогда не прощу… Чем же тут люди занимались, как спать спокойно могли?! Некогда нам, дела: успеется, потом… А что теперь-то делать? Да подними ты голову, Ксения! – воскликнул он.
Она вздрогнула, отвернулась.
Во дворе скрипнула калитка, кто-то крикнул:
– Есть хозяева?
Иван Филиппович вышел в сени.
– Здрасте, – раздался радостный мальчишеский голос, – я знаю вас, вы председатель.
– Не ошибся, – ответил Иван Филиппович. – А вот я тебя, прости, не упомню.
– А я из райкома комсомола, Пыртиков. Новый инструктор. Что это за дело у вас тут с сектантами? Ченцов прямо панику поднял. Здесь она, сектантка-то эта?
– Ты бы поосторожнее, деловой человек, – сердитым шепотом проговорил Иван Филиппович. – Там она. Ксения ее зовут.
Ксения увидела широколицего крепыша с желтым пушком на щеках, с озабоченными глазами и решительными движениями.
– Здравствуй, – сказал он, – это ты и есть? Рассказывай, что случилось. Ченцов говорит, сектанты тебя прижали, силком хотят замуж выдать… Это же черт-те знает что – дикость! Не бойся, обязательно защитим. Били они тебя, значит?
– Никто ее не бил, – хмурясь, проговорил Иван Филиппович.
– Не били? – почти разочарованно переспросил Пыртиков. – Ну ладно, к этому еще вернемся. А ты мне вот что скажи: у вас в колхозе неделю назад была лекция на антирелигиозную тему. Ты ходила? Я узнавал – не было тебя. И на танцы ты не ходишь, в кино, говорят, тоже. Книг не читаешь. В Москву на экскурсию тебя посылали – не поехала. Это, знаешь, никуда не годится. Ты сама сознательно отворачиваешься от жизни. Работаешь, правда, говорят, хорошо. Хорошо она работает, Иван Филиппович?
– Слушай, может, ты в другой раз зайдешь, а? – Иван Филиппович побагровел, сжал кулаки.
– А что такое? – Пыртиков изумленно огляделся.
– Господи, ну что вам всем надо от меня, что? – с отчаянием сказала Ксения. – Уходите, надоели мне все…
– Ты знаешь, ты держи себя в рамках… – начал было Пыртиков, но Иван Филиппович сжал его руку:
– Хватит, помог.
Он проводил Пыртикова во двор и снова вернулся.
– Не обращай внимания, Ксения, очень уж горячая голова у парня… Прошу тебя, повремени, не делай глупость… И еще: сходи, пожалуйста, на ферму, посмотри, как там дела. Вообще, не сиди дома.
– Хорошо, я схожу, – сказала Ксения.
Но никуда она не пошла ни в этот день, ни на следующий. Едва только ушел Иван Филиппович, как в дверях показался Василий Тимофеевич. Никогда еще не видела Ксения у него таких холодных глаз, такого заостренного, с побелевшими губами лица.
– Кто был? – резко спросил он не своим, чужим, грубым голосом.
– Председатель. На ферму просил сходить, – ответила Ксения.
– Молиться надо… О боге думай, а ты о чем? О свинье! Знаю, болтала вчера – силком тебя замуж выдают. Кто? Может, я заставляю? А? – Он медленно шел к ней, щеки его горели, красной становилась переносица. – Хочешь господа ослушаться? Скажи! Не позорь верующих, мир рад языками почесать. Кончилось наше терпение: от общины отлучим, иди в темноту мирскую, купайся в ихней грязи. Отлучу!
– Нет, брат, нет! – в ужасе прошептала Ксения.
– Тогда молись, тогда забудь обо всем, пусть один господь живет в твоем сердце! На колени, грешница!..
Ксения упала на пол, забормотала молитву. Брат Василий сидел у окошка, заунывно читал библию. Долго молилась Ксения, но сегодня молитва не успокаивала ее. Она чувствовала только усталость во всем теле, снова ощутила тяжесть в голове, но ни умиротворения, ни того сладкого восторга, которые обычно приносила ей молитва, не было. Неожиданно Ксении показалось, что кто-то стоит в дверях, смотрит на нее, она подняла голову и увидела Алексея, его измученное лицо. Он плакал. Слез не было ни на щеках, ни в глазах, но Ксения все равно видела их. Это они проложили глубокие морщины вокруг его рта.
