Говоря попросту, племя объединяло людей по происхождению, 'земля' — по общему месту проживания (собственно земле) и политическим интересам — совместной обороне от чужаков, контролю над торговыми путями и так далее.
А это уже маленькое государство, недаром 'Повесть временных лет' упоминает в этих союзах племён и 'княжение свое' и законы (именно законы, а не обычаи, тут же упомянутые особо) 'отцов своих'.
А византийский император Константин Рождённый в Пурпуре — чаще его несколько невнятно зовут Багрянородным — говоря о славянских данниках русов, древлянах-'дервианах', дреговичах-'друтувитах', кривичах-'кривитеинах' и прочих, называет их 'Славиниями'.
Это слово исследовал на известиях о балканских славянах Г.Г. Литаврин. И пришёл к вполне ясному выводу, что обозначался им не народ, не племя — тогда бы просто писали 'славины', — а маленькая держава.
Никто не называл, скажем, племена печенегов-'пацинаков' 'Пацинакиями'. Окончание 'ия' появлялось, когда говорили о земле, о государстве — Шранкия, Болгария, Хазария.
И отношения между маленькими державами Восточной Европы — впрочем, такими ли уж маленькими? те же самые древляне занимали территорию, не уступавшую королевству англов тех времён — не сводились к пресловутой 'вражде' не только до крещения, но и до Рюрика: 'жили мирно поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты'.
Это слова не из 'Велесовой книги', не из сочинений 'неоязыческих идеологов', а из 'Повести временных лет' 'святого преподобного' Нестора.
Так что историки очень неудачно применили к летописным 'землям' этнографический штамп 'племена', что многие из них, кстати, и признают, но уже — сложилось, устоялось, стало привычным.
Историки, даже лучшие из них, склонны иногда забывать о том, что за пределами их кафедр и аудиторий живет ещё пара-другая миллиардов человек, лишённая специального исторического образования.
Безобидный этнографический термин может отозваться в их ушах совсем не безобидным образом.
Вот пример — когда И.Я. Фроянов доказывал, что Киевская Русь не была феодальным государством, он применял термины 'общинный строй' и 'варварское общество'.
При этом Игорь Яковлевич, увы, не учёл, что в глазах многих и многих эти слова были не описанием, а оценкой; 'общинный' воспринималось, как 'первобытно-общинный' и вызывало в памяти картинки из школьных учебников с изображениями охоты на мамонта. Про 'варварский' можно и вовсе не упоминать.
У неспециалистов — а многие из них, при всей своей простоте, сидели в весьма высоких кабинетах — сложилось впечатление, что Фроянов 'принижает' Русь, чем не замедлили воспользоваться противники Игоря Яковлевича; в результате теория Фроянова, весьма обоснованная, была жестоко раскритикована в научной печати и тем более не дошла до просто любящих свою историю людей.
Я намеренно упомянул здесь Игоря Яковлевича Фроянова, чей патриотизм вне сомнений — он поплатился за него положением главы факультета в престижнейшем ВУЗе 'культурной столицы России' и, увы, верностью многих своих учеников.
К сожалению, сегодня такие люди в среде академических учёных скорее исключение, нежели правило.
И сейчас, после отставки И.Я. Фроянова, смерти его оппонента Б.А. Рыбакова и других учёных- патриотов, В.В. Седова, И.П. Русановой, О.М. Рапова и А.Г. Кузьмина, тон в науке о Древней Руси задают совсем другие люди. От них ещё меньше можно ожидать внимательного отношения к словам.
И эту невнимательность охотно используют, причём, не только православствующие публицисты, но и откровенные недоброжелатели русского народа, вообще славянства.
'Племена' — значит, дикари, значит, шкуры и каменные топоры. Так показаны славяне-'вендели' в голливудском фильме 'Тринадцатый воин', славяне-'кубраты' в романе 'Возвышение Криспа' американского фантаста, историка по профессии Гарри Тертлдава.
Но мы вспомним слова великого русского историка и патриота С.А. Гедеонова: 'из… дикарей никакое призвание (варягов; добавим — и никакое крещение. — Л.П.) не сделает Руси времён Ярослава Мудрого'.
И скажем спасибо православным летописцам, при всей неприязни к язычеству, честно донёсшим до нас правду о языческой Державе.
В этой державе отношения между малыми державами-'землями' и покорившей их 'русью' строились отнюдь не на голой военной силе, грабеже и принуждении, как пытаются сейчас показать некоторые авторы.
Призывая Рюрика, князя ругов-русов с острова Рюген, славяне обращались к нему: 'судить и володеть нами по праву'.
Русы X века, захватившие закавказский (да-да, закавказский… вот так далеко простирались походы некрещёных 'дикарей', тогда как князь-христианин XII века Игорь Святославич чувствовал себя 'далече залетевшим' в донских степях!) городок Бердаа, обратились, по словам арабского автора Ибн Мискавейха, к его жителям со следующими словами:
'На вас лежит обязанность хорошо повиноваться нам, а на нас — хорошо относиться к вам'.
Многие современные 'демократические' правители не имеют столь ясного понятия об обязанностях правителя по отношению к подданным, как 'захватчики'-русы!
Ибн Мискавейх свидетельствует, что обещание своё русы держали, хотя в городе продолжались бунты одержимой исламским фанатизмом черни.
И даже после убийства нескольких русов толпою фанатиков, язычники всего лишь захватили жителей в плен и предложили выкупать себя, причем уплатившему выкуп выдавалась печать (!) на глине, дабы никто не потребовал с него этого выкупа вторично.
Константин Багрянородный называет подчинённых 'россам' славян 'пактиотами', то есть заключившими с ними 'пакт', 'ряд' по-древнерусски (любопытно, не отсюда ли пошло слово 'рядович' из 'Русской Правды', чей смысл для учёных не до конца ясен).
Летопись, византийский топарх — так же отмечавший 'величайшее человеколюбие и справедливость' варваров — и Лев Диакон единодушно указывают, что многие 'земли' отдавались под власть-защиту русов добровольно.
В X веке, когда язычник Святослав захватил христианскую Болгарию, он оставил в живых и на свободе царя Бориса II, не тронул царскую казну (её потом разграбило войско православных 'освободителей' — византийцев), и многие болгары бок о бок с 'завоевателями'-русами бились до конца с армией Второго Рима.
Несколько слов об уровне культуры в Державе русов-язычников. Во-первых, там были города. Об этом свидетельствует не только скандинавское название Руси — Гарды, буквально — города.
В конце концов полудиким скандинавам позволительно и не различать города в собственном смысле от спрятавшегося за тыном селеньица.
Нет и араб Ибн Русте пишет, что у русов 'много городов' (притом, его соплеменник и современник, Ибн-Хордадбег, утверждает, что в самой Византии есть только пять городов, остальные же — 'укреплённые деревни'), и географ Баварский исчисляет города в землях восточных славян сотнями.
Оба автора — люди безусловно цивилизованные для раннего Средневековья и что такое город, безусловно, понимали.
Ещё занимательней, что ещё персидский аноним и тот же Ибн Хордадбег, таможенник по профессии, свидетельствуют, что русы производят 'отличные мечи' и ввозят их в земли халифов.
Вдумайтесь — речь идёт не только о высоком качестве работы русских оружейников.
Это-то вне сомнений — стоит только почитать у Льва Диакона, как мародёры-византийцы собирали на полях битв русские мечи, а у Ибн Мискавейха — как жители окрестностей Бердаа лазили за мечами в могилы русов, умерших от морового поветрия (!).
Нет, речь о том, что русы продавали не только всевозможное 'сырьё' — меха, мёд, воск, но и изделия своих ремесленников. И те находили спрос даже в краю булатных клинков!
Другим предметом экспорта были кольчуги — Ибн Русте называет кольчуги славян 'прекрасными', а
