– Всех не спасешь, Егор, – не отрываясь от стряпни, сказала Маришка. – Вы направления в клинику разослали? Разослали. Сто Жмыховых явились, а этот поленился. Скоро привыкнешь.
– Дура ты. Я за тебя испугался.
– Это с какой стати? Разве ваш главный по плащам тебе не говорил, что мы друг друга не убиваем?
– А что же вы друг с другом делаете?
Маришка пожала плечами и скрылась на кухне.
– Вообще-то, спасибо, я тронута, – крикнула она.
– На здоровье, – язвительно ответил Егор. – Ты спишь со всеми объектами, или только со мной?
– Только с тобой. Но мне было не противно, – с глумливым спокойствием отозвалась она.
– Спаси-ибо…
– На здоровье, Егор. Они тебе уже сообщили?
– Что?
– Ну, что я…
– Пять минут назад. Вернее, я сам допер, но они тоже догадываются.
– Да уж пора бы.
Маришка снова вошла в комнату – на ней были бриджи и объемная курточка с косой «молнией». В руках Маришка несла две тарелки с салатом.
– Ты куда это собралась?
– Сперва поедим, – сказала она, садясь на диван.
Егор ковырнул розовую массу и отбросил вилку: лосося в салате было не больше половины. Остальное – не-рыба – будило в нем рвотный рефлекс.
– Угораздило же меня со старухой роман закрутить…
– С какой старухой?! – Возмутилась Маришка.
– Ты на десять лет старше меня. По документам.
– А-а… Егор, этой шутке знаешь, сколько? Ну где там ваши бойцы? Я готова.
– Бойцы?.. – Недоуменно переспросил Егор и еле успел уклониться: выбитая дверь плашмя пролетела над столом и ударилась о стену.
В дверном проеме повисло непроницаемое облако пыли, из которого, словно из ночного кошмара, выскочили ноги в мягких, зашнурованных до колен, сапогах.
Степан, самый дорогой курьер на Близнеце, был одет в черную рубаху с длинным рукавом – более абсурдного наряда Егор представить не мог.
– Обедаем? – Слащаво спросил Голенко. – И опять рыбка? Ты, Соловьев, однообразен.
– Стучаться надо, – с улыбкой сказала Маришка. – В школе не учили?
– А я постучался.
Он указал на сломанную дверь и картинно почесал затылок. Когда его ладонь вернулась из-за головы, в ней оказался короткий ребристый цилиндр. Слева от Егора что-то звякнуло, и он вжался в спинку дивана. Маришка, как и Степан, держала в руке парализатор.
Стоянова и Голенко, продолжая улыбаться, целили друг другу в живот и – не стреляли.
– Мы будем платить больше, – сказала Маришка.
– Больше мне не надо, – ответил Степан. – А тебе кроме денег мы предлагаем статус. До конца жизни.
– Орден и коттедж в умеренной зоне? У меня уже есть.
– Значит, не договорились.
– Значит, нет.
В комнате одновременно раздались два щелчка, и Голенко повалился на пол.
– Маришка!..
Та что-то промычала и уронила голову Егору на плечо.
– Вы спятили, да?! – Он вскочил и, прыгнув к Степану, остановился.
Маришка умоляюще смотрела ему в лицо. Моргнув, она показала глазами на сумочку.
– А… анти… – бессильно прошептала она.
– …дот, – хрипнул Голенко.
– Шпионы, маму вашу! – Обозлился Егор. – Как вы меня все!..
Он расстегнул у Степана нагрудный карман и достал оттуда шприц-ампулу. Потом подошел к столу и, вывернув сумочку, разыскал в куче брошек второй, такой же.
– Хорошо, что вы говорить не можете. Представляю, что бы вы тут…
Егор подкинул в ладони прозрачные тюбики и, взглянув на тела, задумался. Из двух вариантов он предпочел бы третий, однако не был уверен и в нем. Оставить обоих и уйти – это поссориться сразу со всеми. Сам по себе, один против Запада и Востока, против двух Австралий, гори они синим пламенем… Не хотелось даже и пробовать.
Он снял на шприце защитный колпачок и слегка надавил – по тонкой игле сползла маленькая слезинка.
– Куда колоть-то? – Раздраженно спросил он у Маришки. – В шею? В руку? В жо?..
– …ута …очешь, – беззвучно ответила она.
– Надо же, какая покладистая.
Егор распахнул на ней куртку и прицелился в плечо, но Маришка неожиданно перехватила его запястье.
– Вот дать тебе по морде, хамло несчастное! – Бодро произнесла она.
– Сама выздоровела?
– Вроде того. – Маришка встала и, подойдя к Голенко, быстро ощупала его рубаху. – К таким встречам надо заранее готовиться, усек?
Она подняла с пола парализатор и сделала шесть выстрелов подряд. Степан дернулся – шесть раз – и, кажется, намочил штаны.
– Он не умрет? – С опаской спросил Егор.
– Нет. А ты молодец.
– Проверочка, да?
– Куда ж без этого!
– Угум… большие деньги, коттедж и… что еще? Орден?
– Тебе это ни к чему.
Маришка принесла из кухни портативный КИБ и, откинув крышку-экран, начала что-то выстукивать на клавиатуре. Егор попытался понять, чем она занимается, но Маришка работала в незнакомой операционной системе, и ничего, кроме хаоса символов, он не обнаружил. Однако этот хаос что-то напоминал…
Значки и цифры составляли сплошной массив, и чем дольше Егор вглядывался в экран, тем больше убеждался, что все это уже где-то видел. Сомнения развеялись, когда он заметил три запятых – абсурдное, с точки зрения грамматики, сочетание.
Надо было вернуться. Вернуться в музей и забрать плащ. И книгу.
– Ты чего делаешь? – Спросил Егор.
– Сейчас… так… сейчас… – пробормотала Маришка.
Она наяривала всеми десятью пальцами – строка бежала за курсором так быстро, что Егор не успевал следить.
– Так… – повторила Маришка и, выщелкнув кристалл-накопитель, вставила его в гнездо домашнего КИБа. – Сосед, спецканал!
Узоры на стене посветлели и растаяли. Сквозь обои проявился захламленный кабинет, а в нем – Топорков.
Егор недоуменно взглянул на Маришку, на лежащего Голенко и снова – на Сергея Георгиевича. Топорков смотрел куда-то в центр монитора и внимательно молчал.
– Хорошо, Степан, – сказал, наконец, он. – Как Соловьев?
Еще тридцать секунд молчания.
– Что ж… очень хорошо. А Стоянова…
Еще одна пауза.