Копия, воссозданная по генокоду, целиком повторяла прототип и обладала всеми его качествами, за исключением шрамов, татуировок, мозолей и прочих неродовых признаков. Изменения во внутренних органах, возрастные пятна – все это формировалось в клоне сразу, еще в процессе созревания.
Их всех выращивали взрослыми – молодыми или старыми, – на той стадии развития, какая требовалась. Крикова клонировали в семьдесят, и его клону по биологическим часам было ровно семьдесят, не больше и не меньше. Олегу и Асе на момент вербовки исполнилось по двадцать семь, значит где-то были вскрыты такие же контейнеры, и оттуда вот так же, с воем и корчами, вылезли их ровесники. Координатор отряда… Шорохов не знал, когда Лопатин поступил в Службу, но клон был и у него, а следовательно, «Василий Вениаминович номер два» в свое время тоже выныривал из плотной зеленой жижи и ныл, и содрогался, и выворачивался из-под чьих-то крепких рук.
Дактиль накинул Крикову на лоб широкий жгут и туго стянул его на затылке. Подвинув ногой картонную коробку, он достал прибор наподобие ноутбука.
Мнемопрограмматор. Странно, но Олег вспомнил и это – сейчас, увидев чемоданчик. Вспомнил не только название и назначение, но и практические занятия. Клонов им не доверяли, курсанты обходились мединститутским муляжом, но какие-то знания все же отложились. Базовый объем на уровне ликбеза – для того чтобы нормально ассистировать. Да, им говорили, что основную работу выполнит координатор отряда, поскольку фальшак – это не прогулка в роддом. Это большая ответственность и малопредсказуемые результаты – потому-то и ответственность.
«Фальшак», аналог «замены», точнее, натуральная замена, при которой на место человека попадает его клон, – будь то счастливчик, ожидающий незапланированного джек-пота, или, как Криков, потенциальная жертва. Для Службы это не важно, для Службы и тот и другой – всего лишь субъекты вторжения. «Фальшак», копия, созданная либо для смерти, либо для непродолжительного функционирования, и в результате – опять же скорой смерти. Существо, чья жизнь ограничена рамками отдельной операции, – вот кто стонал и раскачивался с датчиком на липкой голове. Василий Вениаминович решил удовлетворить мадам Крикову способом ненадежным и весьма дорогим, но, учитывая ее влияние, единственно приемлемым.
Дактиль подключил контактный обруч к мнемопрограмматору и зыркнул на Прелесть.
«Не стоило ей сюда приходить, – подумал Олег. – Лопатин, не иначе, намерился познакомить ее с худшей стороной Службы. Так ведь и это еще не худшая…».
– Скомандуешь что-нибудь, или ты у нас тоже для мебели?
Шорохов сообразил, что реплика относится к нему, и, отерев потные ладони, бросил:
– Врубай…
Клону зажали рот, и Дактиль, помедлив, будто проговорив про себя молитву, щелкнул по кнопке.
Криков вздрогнул, застыл, громко вдохнул через нос, снова вздрогнул и вдруг затрясся – мелко и часто. Глаза у него покраснели, но взгляд начал проясняться. Зрачки уже не вращались бессистемно, как у пупса, а носились от одного лица к другому. Кукла постепенно становилась человеком.
Клон по-прежнему колотился о контейнер, как будто попал под напряжение, однако тело било не током, гораздо хуже – Крикова било его прошлым и будущим, которое из этого прошлого вытекало. Ничего не изменить, все уже сделано и все уже прожито. Все давно пройдено, до последней точки – и эта точка, хотя и на бессознательном уровне, тоже вошла в его память. Он должен умереть через пятьдесят девять дней, и никакой целитель, никакая реанимация этому не воспрепятствует. Он умрет через пятьдесят девять суток, и для смерти найдется сотня объективных причин, но самая главная заключается в том, что в этот день умер его прототип.
Курьер, державший ему рот, убрал руку, но не отошел. Криков некоторое время беспомощно озирался, потом вдруг сказал:
– Отпустите меня…
Совсем недавно интеллекта в этом туловище заключалось меньше, чем в моллюске, а сейчас оно принадлежало живому человеку, оно само и было – живым человеком. Пенсионером, по счастью – отцом обеспеченной дочери… И обычным слабым стариком, в детстве хлебнувшим оккупации, в молодости вдоволь погорбатившимся во благо социализма, помнящим водку и по два восемьдесят семь, и по три шестьдесят две, и так далее, а сейчас имеющим возможность употреблять «Мартель» и «Хеннесси», правда, почти уже не имеющим печени.
– Кто вы?.. Зачем?.. – спросил новорожденный Криков.
Он суетливо перебирал пальцами по мокрым бортикам. Несколько секунд назад три здоровых мужика с трудом удерживали его на месте, а теперь Криков едва ли смог бы самостоятельно подняться.
Дактиль отстегнул жгут, смотал кабель, закрыл мнемопрограмматор и сложил все это в коробку от телевизора.
– Принимай работу, – сказал он устало. – В отчете, смотри, не забудь про меня… Ну и вообще не забывай.
– Спасибо, Дактиль.
– Клона в душ, – распорядился курьер. – Прелесть, отомри! Да, и привет вам обоим от Пастора.
Двое операторов вытащили старика и, взяв его под руки, повели в ванную. Увидев Асю, он попытался прикрыться, и та отвернулась к окну.
– Не надо… Что вы… – продолжал скулить Криков, и Олег понял, что единственный способ не провалить операцию – это каждую секунду думать о бледном теле в зеленоватом растворе. И как мантру твердить одно слово – «фальшак».
Ася наконец сдвинулась с места и принялась искать тряпку, чтобы вытереть пол. Олег, сунув руки в карманы, встал над контейнером. Мысль о том, что в такой же пластиковой бочке родилось существо с его лицом и его судьбой, вызывала отвращение – почему-то не к клону, а к самому себе.
– Мы закончили, – сообщил какой-то опер. – Думайте, во что его одеть. Ящик заберут курьеры, народ мы закроем, об этом не беспокойся. Как его вывести – вот проблема… Со станнером я бы не рисковал, он и так еле живой. Доставить труп, сказать, что сами уже справились… – усмехнулся он.
– Сообразим, – ответил Олег. – Кто у вас за рулем?
– Я. Алик. – Оператор подбоченился, будто это могло что-то изменить. Он был мелок и чрезмерно подвижен.
– Алик – это имя, или от «алкоголика» сокращенно?
– От «аллигатора», – пояснил тот.
– Спускайся в машину, Аллигатор, мы сейчас будем.
– Уверен? Тут нищие не живут. Фальшак один раз на лестнице каркнет – через минуту менты уже будут в подъезде.
– Не каркнет. Фальшак… Иди вниз, мы скоро.
Олег встретил Крикова у ванной и помог ему завернуться в большое пушистое полотенце.
– Вы нас не бойтесь, дедушка. Ничего страшного, вам плохо стало, мы и приехали. Ваши домашние вызвали.
– Так вы врачи, – с облегчением сказал старик.
– Да. Из Службы спасения. Как вы себя чувствуете?
– Сносно.
– Вам нужно побыстрее одеться. Не хочу вас тревожить, но…
– Что?! – Криков, разумеется, встревожился.
– Ваша дочь… – Шорохов скорбно поджал губы.
– Что с ней? Самолет?! – воскликнул старик.
«Клон… – сказал себе Олег. – Фальшак. Либо он, либо прототип. Кого-то из них сегодня не станет. Надо, чтобы клона».
– Нет, с самолетом все хорошо. Она прилетела раньше, приземлилась… Все в порядке. Только по дороге…
– Жива?.. – упавшим голосом спросил Криков.
«Фальшак. Фальшак. Фальшак».
– Да, жива, но мы должны немедленно…
Старик сбросил полотенце и, уже не обращая внимания на присутствие женщины, устремился к шкафу.
