Ася, догадавшись, что ему наплели, посмотрела на Олега с ненавистью.
– Фальшак… – выдавил Шорохов.
Непременным условием Криковой была полная адекватность объекта. Никаких успокоительных или антидепрессантов, тем более – никакой наркоты. Стрелять в наколотый манекен ей было неинтересно, она заплатила не столько за смерть отца, сколько за отчаяние в его глазах.
Отчаяния пока не было, было лишь волнение. Криков вертел головой и непрерывно задавал вопросы. Ася, шаг за шагом сглаживая версию об автоаварии, сгладила ее уже настолько, что было непонятно, куда и зачем его везут. Старик чувствовал обман и беспокоился еще сильней. Шорохов, повторяя про себя одно и то же слово, пялился в окно.
Алик и вовсе был занят другим. Пятнадцатилетний «БМВ», принадлежащий местному отряду, еле тащился даже по сравнению с «восьмерками».
– Пусть полюбуется, на какой рухляди катаемся… – мстительно бормотал опер. – Хотя что ей?.. Где она, и где мы… Из того бюджета нам ни копейки не свалился.
Клон, будто догадавшись, что речь идет о его дочери, снова зашевелился и осторожно тронул Асю за руку.
– Мы ведь в Шереметьево едем?..
Прелесть посмотрела на Шорохова, но тот демонстративно отвернулся, мол, взялась успокаивать – сама и расхлебывай.
– Да, – ответила она. – В Шереметьево. Только другой дорогой.
– Когда же она прилететь успела? – спросил Криков. – Обещала послезавтра вечером.
– Утром. Сегодня, – скупо произнесла Ася.
– Прекрати, – прошипел Олег. – Сама себе нервы мотаешь. Фальшак уже никуда не денется… Алик, останови, пожалуйста.
Тот притормозил возле застекленного перехода и выжидательно глянул в зеркало.
– Проваливай, Прелесть, – приказал Шорохов. – Не нужно тебе это.
– Не бойся, я на долю не претендую, – процедила она.
– Доля… Об этом что, в газетах уже написали?! Алик…
– Мир слухом полнится… – отозвался опер.
Шорохов вздохнул
– Вылезай, Ася. Дальше ты не поедешь.
Прелесть, помедлив, распахнула дверцу и выбралась из машины.
– Вы напрасно с ней ругаетесь, молодой человек, – проблеял Криков. – Не ругайтесь, не надо. Вы так друг другу подходите…
– Слушай, ты!.. Специалист по подходам!.. – Олег скривился и замолчал. – Ладно… Погнали.
Оператор газанул, и «БМВ», отъехав от тротуара, проскочил перекресток уже на «желтый».
Август убивал духотой. Термометр в кабине показывал плюс двадцать пять, снаружи было на десять градусов больше. За тонированными стеклами неслась пегая улица. Ночью был дождь, утром еще оставались какие-то лужицы, но к обеду асфальт просох и раскалился. Шорохов хрустел пальцами и с вожделением думал о декабре.
– Куда вы меня везете? – неожиданно спросил Криков.
Олег, максимально затягивая паузу, принялся ковырять в зубе.
– Стройку объезжаем, – ответил за него Алик.
– Какую еще стройку? – возмутился старик. – Это же в другую сторону!
Возразить было нечего. Насчет «другой стороны» Криков преувеличил, однако если бы они действительно ехали в Шереметьево, то были бы уже на месте.
– А станнером нельзя… – с сожалением заметил Алик.
Шорохов посмотрел на его глаза в зеркале и грустно кивнул.
– Как-нибудь… Недалеко уже.
«БМВ» свернул у «Петровско-Разумовской» и, сбросив газ, вкатился на бесплатную парковку перед новым супермаркетом. То ли из-за жары, то ли еще по какой причине, машин почти не было, а те, что стояли – штук десять-пятнадцать, не больше, – терялись на обширной площади, как горошины в тазу.
Отдельно от этих горошин, слева у ажурной ограды, вольготно расположился кремовый «Линкольн». Алик отъехал вправо и тоже пристроился у забора, вдали от разноцветного стала «Жигулей» и подержанных иномарок.
– Сейчас я выйду, – предупредил Олег.
– Ну это ясно…
– Выйду и направлю на тебя станнер. Чтобы они увидели. А ты отрубишься. Так, чтобы они увидели, – повторил он с нажимом.
– А надо?.. – обронил Алик.
– Лучше я понарошку, чем они взаправду.
– Согласен.
– Они могут оставить наблюдателя, так что полчаса не рыпайся.
Олег обошел «БМВ» спереди и ободряюще подмигнул. Когда он приблизился к окну водителя, станнер был уже в руке.
– Лбом в руль, – сказал он шепотом, хотя «Линкольн» находился метрах в пятидесяти. – Чтоб издали было заметно. Только на бибикалку на попади. Раз… Два…
Не досчитав до трех, Шорохов нажал на курок. Алик замер на вдохе, – получился жалобный всхлип, – потом медленно, словно и впрямь стараясь не задеть клаксон, уронил голову вперед.
– Не в обиду, Аллигатор, – душевно произнес Олег, – но так будет лучше. Сейчас еще… формальности, сам понимаешь. Ничего личного.
Шорохов вытащил мнемокорректор. Просунув руку в окно, он взял Алика за волосы и приподнял. В глазах у оператора читалось недоумение. Чтобы снять все вопросы, пусть и немые, Олег закрыл ему последние три часа. С запасом.
Вытащив Крикова из машины, Шорохов повлек его к лимузину. Старик сопротивлялся, но скорее морально: гнусавил про свою доверчивость, про его, Олега, непорядочность и про что-то еще, все в том же духе.
Шорохов, придерживая его за тонкий локоть, продолжал повторять про себя «фальшак… фальшак…», и, кажется, это помогало.
Одно из черных, абсолютно непроницаемых стекол «Линкольна» медленно опустилось, но в сумрачном салоне Олег так ничего и не разглядел. Он подвел Крикова к открытому окну и поставил, как манекен. В машине молчали. На секунду из тени вынырнуло чье-то немолодое лицо, – Шорохов даже не успел сообразить, мужчина это или женщина, – и вновь скрылось в глубине.
– Он? – спросил наконец Олег.
– Вам виднее, – откликнулся женский голос. И повелительно добавил: – С нами поедете.
– Нет. Товар-деньги, и гуд бай. – Шорохов спохватился, не слишком ли он вольно про живого-то человека, но подумал, что капля цинизма не повредит. Крикова ведь тоже не на пироги папочку приглашала.
Передняя дверь открылась, и из машины вышел Федяченко. Формы на нем не было: подполковник милиции, разъезжающий на «Линкольне», – это все-таки перебор. Федяченко был одет в хлопковые брюки и полосатую тенниску.
– Будьте добры, Шорох, постойте минутку, – сказал он. – И не двигайтесь.
– Что, и тут у вас снайперы?
Федяченко, не ответив, направился к «БМВ». Вразвалочку дойдя до машины, он прикурил, осмотрелся, якобы рассеянно, и так же неторопливо вернулся назад.
– Хорошо, – мурлыкнул он, отбрасывая окурок. – Садитесь, Шорох. Но только… Вы же понимаете… В вас будут целиться. Все время. И не я один. Извините, простая формальность…
– Ничего личного, – поддакнул Олег. – Но я никуда не поеду.
– Это не обсуждается, Шорох. – Федяченко улыбнулся. – Я же сказал: вы под прицелом. И попали под него раньше, чем здесь появились.
