разумеется.
К дому в Крылатском груз доставили на обыкновенной «Газели». Пронести такой ящик незаметно не удалось бы ни днем, ни ночью – к этому никто и не стремился. Курьеры, переругиваясь, доперли его до лифта и, пока спускалась кабина, уселись на крышку передохнуть.
С квартирой проблем не возникло, если не считать того, что Олегу пришлось пальнуть четыре раза: в домработницу, в сиделку и в массажиста. В массажиста – дважды, поскольку тот начал убегать. После этого Шорохов позволил войти Асе. Станнером она владела не хуже, однако Олег, как мог, пытался избавить ее от потрясений. Главные потрясения были еще впереди.
Двух женщин и дюжего мужика отволокли в гостиную, рассадили по креслам и добавили еще по два разряда – «контрольные выстрелы» Прелесть взяла на себя.
Квартира у Крикова оказалась почти шикарной, для пенсионера – так даже и не шикарной, а королевской. Три комнаты, хороший ремонт, отнюдь не дээспэшная мебель. Телевизора не нашлось разве что в сортире, но там и без этого было уютно и здорово. Словом, бизнес-леди окружила папеньку заботой по классу «люкс»: к достойному жилью прилагался и достойный уход. По пятницам старика Крикова посещал не то колдун, не то диетолог, но сегодня, слава богу, была не пятница, и в гостиной расслаблялись только трое.
При всем при этом дочь грезила увидеть отца издыхающим медленно и тяжко. Тот, как на зло, умрет тихо – скоро, уже через пару месяцев. А спустя сорок лет, когда Криковой самой стукнет семьдесят, она осознает, что детская мечта – это святое и что хотя бы раз в жизни мечта должна исполниться.
Время исполнения она выбрала удачно: молодая Крикова улетела в Таиланд и не могла ей ни помочь, ни помешать, да к тому же получила бесспорное алиби.
Криков-прототип тоже был эвакуирован, но уже стараниями Службы. Около полудня с ним связался «приятный баритон» из наградного отдела и пригласил на вручение звезды Героя России. У подъезда его ждала черная «Волга» с казенными номерами. Водитель попался симпатичный и разговорчивый, но бестолковый – завез Крикова черт знает куда, влез во все пробки, какие только встретились, да еще и проколол колесо. Затем орденоносца ожидали новые волнения: по дороге должно было выясниться, что награждают не его, а какого-то однофамильца, что кто-то и что-то фатально перепутал, что кому-то там уже мылят шею, что его, конечно, отвезут обратно, с тысячью извинений, конечно же отвезут, но сначала поменяют второе колесо…
Старческая наивность иногда превосходит даже наивность детскую. Но Крикову она должна была обеспечить лишних два месяца жизни.
Дактиль покорпел над замками, и покатая крышка, пшшшикнув, как банка пива, но раз в двадцать громче, слегка приподнялась. По комнате распространился горький запах миндаля. Крышку отсоединили и приставили к стене – закругленный контейнер, напоминавший аварийный буй, стал похож на простое корыто. Внутри, в мутном зеленоватом бульоне, плавало тело.
Ася лишь бросила на него взгляд и отшатнулась.
– Как гроб… – проронила она.
– В гробах, Прелесть, мертвые, – отозвался Дактиль. – А эта тушка живее всех живых.
Тело парило в плотной жидкости и, будто покачиваясь на волнах, изредка касалось локтями гладких стенок. Кожа у клона была синюшно-белая, и, хотя кое-где по ней расползлись старческие пигментные пятна, она все же производила впечатление здоровой. Клон выглядел гораздо лучше, чем средний мужчина, доживший до семидесяти лет, – если не принимать во внимание того, что он не двигался и не дышал.
Шорохов смотрел на тело с неприязнью, но без страха – пока клон был не активен, пока он не стал человеком, ничего хуже вони от него ждать не приходилось. Такая копия была у каждого, и у самого Олега тоже.
Школа – как бы Шорохов не сомневался в ее реальности, – дала ему общие сведения и об этом. В недалеком будущем клонирование выделится в целую отрасль, – но лишь как производство донорского материала. С евгеникой и биоинженерией, тем более – каким-либо тиражированием, оно не будет иметь ничего общего. Со временем технология отработается настолько, что клонов начнут выращивать, как гидропонные помидоры, однако запрет на заключительный цикл останется в силе.
Как строго этот запрет соблюдается, Олег уже убедился и продолжал убеждаться сейчас. Дактиль достал из своей коробки свернутый шнур с разъемами на концах. Присев возле контейнера, он провел пальцами по стенке и откинул две плоских заглушки, под которыми оказались такие же разъемы. Первый он подсоединил, никого ни о чем не спрашивая. Затем поднялся и отдал второй штекер Олегу.
– Операция ваша, – сказал он. – Этим координатор должен заниматься, но если не он… тогда кто-то из вас.
Шорохов посмотрел на Асю – та взглядом ответила, что главную роль в этом деле доверяет ему. Он склонился к ящику и, особо не задумываясь, воткнул кабель.
– Держите его! – бросил курьер.
Олег почему-то решил, что это относится к нему, и, оторвавшись от контейнера, недоуменно обернулся. И пропустил тот момент, когда полуживое стало живым.
Зеленоватый раствор мгновенно вспенился и повалил через край. Над корытом образовалась плотная шапка, сквозь которую не было видно ни дна, ни клона.
– Что?.. – спросил Шорохов.
– Держать! – крикнул Дактиль.
Пена вдруг взметнулась вверх, и из нее вынырнула голова – скользкая, как будто залитая жидким стеклом, с медленной кривой струйкой на подбородке и гладкими прядями, облепившими лоб и уши. Клон резко согнулся пополам и, неестественно широко, по-змеиному распахнув рот, глотнул воздуха. В плоской грудной клетке раздался звук рвущегося полиэтиленового пакета. Ребра с глухим похрустыванием расправились и снова сжались. В горле слышался надсадный хрип, с губ слетали крупные брызги, но это уже было настоящее дыхание.
Вскоре голосовые связки перестали вибрировать, и клон задышал тише. Выпростав из-под воды тонкие трясущиеся руки, он нащупал бортики и взялся за них – движение получилось незавершенным, точно клон намеревался что-то сделать, но так и не осмелился.
Курьеры собрались вокруг контейнера в напряженных позах ловцов сбежавшей кошки. Один поглаживал станнер.
Ася отходила от ящика все дальше, пока не уперлась спиной в противоположный угол. Там она и стояла – сама белая, как клон. От Олега тоже особого толка не было. Суть происходящего он приблизительно понимал, но что он него требуется в данный момент, уловить не мог. Криков-второй, кажется, пробуждался и без посторонней помощи.
Тело в контейнере принялось вяло раскачиваться вперед-назад. Клон негромко подвывал, словно на что-то решаясь. Посидев так, по пояс в растворе, он неожиданно замер.
И открыл глаза.
Комнату огласил дикий вопль. Клон дернулся вверх, потом в сторону, попытался вскочить, но его схватили за плечи и опустили обратно.
– Держа-ать… – с усилием произнес Дактиль.
Пластиковая ванна зашаталась, и половина жидкости выплеснулась на паркет. Клон мычал и вырывался, раскидывая вокруг слезы и тягучие нити слюны. Это бешенство не было направлено против тех, кто его усмирял, – кажется, он вообще не классифицировал мир и воспринимал комнату со всей обстановкой и людьми как единую враждебную среду.
Шорохов на мгновение поймал его взгляд. В светлых водянистых зрачках клона не было ни отблеска мысли, ни намека на что-то человеческое, – только ужас, тупой безотчетный ужас перед явившейся ему непостижимой вселенной.
Олег не видел настоящего Крикова – того увезли еще до их прихода, но теперь он вполне представлял, что это был за старик. Вся мимика клона состояла из двух-трех мучительных гримас, но по оформленным чертам лица, по характерным морщинам, можно было судить и о прототипе. Криков оказался нормальным, приятным пенсионером – седеньким, но не плешивым, с маленьким носиком и впалыми щеками.
Пока еще в контейнере плескался не он, а все-таки кусок мяса, но тело, прошедшее заключительный цикл, уже было, и отличить его от тела подлинного Крикова мог лишь он сам – и, возможно, его массажист.
