что пустыня никуда не денется – она придет, наступит на город вместо Нового Года, раздавит все это пространство с первым же ударом Курантов.
У невидимой, но определенно существующей стоп-линии снова зазвучала затейливая мелодия.
«Вот по части автодизайна и аранжировок для клаксонов потомки продвинулись неплохо», – снисходительно заметил Олег.
У противоположного тротуара стоял приземистый автомобиль спортивного класса – так его оценил Шорохов, хотя подобных машин на улице было большинство. Прихотливо очерченный капот отбрасывал яркие изогнутые блики, а миндалевидные фары, тускло светившие желто-зеленым, смахивали на глаза восточной красавицы. Сравнить автомобиль было не с чем, разве что с каким-нибудь концепт-каром.
«Наши концепты этой тачке в дедушки годятся», – подумал Олег.
Машина просигналила еще раз, потом дверь распахнулась, и из салона кому-то замахали рукой.
Нет, ничего не меняется… Люди спешат к праздничному столу, люди опаздывают на свидания, нервничают, орут…
Человек действительно заорал, но за многоголосым шелестом моторов нельзя было разобрать ни слова.
Олег пригляделся к пассажиру. Странный тип… одетый совсем не по сезону. Какой-то сумасшедший… В светлом костюме, как и автомобиль – условно-спортивном, в белой обуви и в бейсболке, тоже белой.
Мужчина завопил еще громче и, выскочив, помчался через дорогу. Прямо на Олега.
– Вперед!.. – кричал он, лавируя между тормозящими машинами. – Вперед, быстрее!! До упора!.. Быстрее, Шорох!!
Олег тряхнул головой, скидывая с макушки снежную шапку. Бегущий человек ему был знаком.
– До упора!! – срывая связки, завопил Иванов и вытащил из кармана плоскую коробочку. – Уходи, Шорох!! Уходи отсюда!..
Олег сдернул с пояса синхронизатор и вызвал на табло предыдущую строку – две тысячи семьдесят пятый год. Увидев у него в руках прибор, Иванов тут же исчез. Шорохов ничего не понял, лишь отметил, что пятнадцать минут, на которые он возвращался из того гибельного места, почти уже истекли. В мозгу мелькнула смутная догадка, но времени на ее осмысление не оставалось. Сейчас что-то случится, Олег это почувствовал.
Палец сам опустился на кнопку и сам все решил.
Иван Иванович продолжал бежать. Пыль, медленно развеиваясь, стелилась за ним широкими шлейфами. Каждое его прикосновение оставляло на земле след, но Олег видел, что эти следы начинаются с пустого места. Иванов сбавил скорость и пошел шагом – бегать на такой жаре было тяжело. Позади тянулась цепочка из десяти отпечатков, больше на обоженной глине ничего не было.
Шорохов посмотрел на свои плечи – снег стремительно таял, растекаясь по рубашке темными пятнами, которые тут же и высыхали. Над рубашкой курились прозрачные язычки пара. Одежда Ивана Ивановича уже не казалась ему такой странной. Бежевый светоотражающий костюм и кепка с длинным козырьком, прикрывавшим лицо, были здесь кстати. Значит, Иванов попал сюда не случайно.
– Это будущее, Олег. Две тысячи семидесятый, одна минута до Нового Года. Дальше перемещался? Наверно, уже попробовал…
Шорохов машинально достал сигареты но, подержав пачку в руках, сунул ее обратно. Иван Иванович расстегнул молнию и вытащил из-за пазухи армейскую фляжку.
– Хочешь?..
Олег настроился на коньяк, но там была простая вода.
– Ты рано тут появился, – сказал Иванов, завинчивая крышку. – Ты слишком мало успел узнать. Даже меньше, чем какой-нибудь Пастор или Дактиль.
– А ты сам-то кто? Я не пойму: ты в Службе или нет?
– В Службе. Но не в твоей.
– Ты из другой зоны?..
– Можно и так сказать. Да, считай, что я из соседнего филиала. Командированный. Как бы.
Последняя оговорка Олегу не понравилась. Лучше бы Иван Иванович обошелся без этого «как бы».
– Зачем ты в меня стрелял? – спросил Шорохов. – Тогда, на «Щелковской». Я же не собирался тебе ничего делать… ничего плохого…
– Ты бы и не смог. Но ты начал меня спрашивать, и это было… немножко несвоевременно. Ты и сюда напрасно явился.
– А где я?
– Трудно объяснить. Нарисовать еще как-то можно… – Иванов задумчиво провел носком по земле, потом посмотрел на небо и опять полез за фляжкой. – А словами… словами тяжело. Барьер… – крякнул он, глотая теплую воду. – Это барьер, и мы сейчас в нем.
– А что за ним? Что дальше?
Иван Иванович глянул по сторонам, будто искал тень или кресло, и вздохнул.
– За барьером находится будущее, – сказал он. – Время-то бесконечно.
– А до барьера – прошлое… – проронил Шорохов. – Это ясно. Но если минуту назад был декабрь две тысячи семидесятого, а еще через минуту наступит…
– Январь две тысячи семьдесят первого, правильно.
– А между ними – пустыня, жара…
– Тоже правильно. Только это не пустыня. Так мы воспринимаем барьер.
– И как же через него перескакивает?..
– Кто «перескакивает»? – нетерпеливо спросил Иванов. – Никто никуда не перескакивает. А, ты хочешь знать, что случилось в последнюю минуту и что было бы с тобой, останься ты там?
– Ну!
– Тебя бы не стало. Ничего интересного там не произошло. Просто все прервалось.
– Погибло?..
– Прекратило существование. За барьером, с той стороны, все продолжается, но уже независимо от твоего настоящего. Вершина вашего… гм, «столба» с будущим почти не состыкуется.
– «Нашего»… – буркнул Олег. – А «ваш»?.. А школа?! – спохватился он. – Что ты делал в моей группе?
– Ничего. В школе я не учился.
– Как?.. – опешил Шорохов. – Я же тебя отлично…
– «Отлично» надо поставить нашим мнемотехникам, – усмехнулся Иванов. – Ты должен был меня знать, и ты меня знаешь. Это все, что требовалось от подсадки.
– Подсадка?..
– Мнимое воспоминание. Вшитое, кстати, в такое же мнимое.
– Я не понял, – признался Олег. – Ты про школу?
– Учебная база находится в другом месте. И ты никогда на ней не бывал.
– И автобусы…
Олегу показалось, что часть снега ссыпалась ему за шиворот. Он даже потрогал шею, настолько это ощущение было натуральным. Нет, рубашка давно высохла.
– Автобусы… – повторил он с ужасом. – От «Щелковской»!.. Мы же ехали… И старшина… Хапин… И солдатики гэбэшные. И лекции…
Иван Иванович лишь молча кивал.
– Все шесть месяцев – сплошная липа? – тихо спросил Шорохов. – Но я же встречал некоторых… уже после школы.
– Тебе вшили вполне правдивую историю. О том, как ты мог бы учиться… если бы учился на самом деле. Сокурсники, инструкторы, обслуга – все взято из жизни. Ни одного вымышленного персонажа.
– А Рыжая?
– Какая еще рыжая?
– Эта… Ирина!
Иванов подвигал бровями и вновь достал фляжку.
– А, Ирина Проценко! – обрадовался он неизвестно чему.
