знакомый тебе Пастор исчезнет без следа. Но расшатать Службу – это не самоцель. Последний шаг сделать будет некому. С Алексеем ты больше не встретишься.
– Ты все о том же… Ну, хорошо, я могу встретиться не с ним, а с тобой. Ведь мы уже встречались…
– Мне нужен прибор! – воскликнул Иванов. – Нужен вот этот несчастный чемодан, который бы я передал Лопатину на восьмой круг. Но где я его достану, твой программатор, если Алексей сюда уже не явится! Если ты убил его!.. просто взял и убил!..
Замолчав, Иван Иванович уставился в пол.
– А Прелесть… – сказал Олег. – То, как я… к ней относился… отношусь… Это тоже по твоей программе?
– Зачем ты спрашиваешь? Копишь ненависть?
– Давно накоплено, – заверил Шорохов. – И столько, что не только на тебя хватит. На всех.
– На все человечество? – Иванов рассмеялся. – Щедрый клон Шорох… Ничего ему не жалко. И никого…
– Я живу по программе, – отчеканил Олег. – Что заложили, то и хавайте!
– Вряд ли… Уж выстрела туда точно не закладывали. Этот «Кольт» я для другого прописал. Чтобы было, чем тебя напугать, когда ты выметаться отсюда не захочешь.
– Я мог бы прикончить из него Крикову…
– Ты?! Мог бы, да… А Пастор за секунду до этого прикончил бы тебя. Он один из тех немногих, кто знает, что ты и есть Старикан. Пастор любопытный… Но компенсацию он не сорвал бы ни при каких условиях. Он очень хороший опер.
– И я – хороший опер… – со значением отозвался Шорохов.
Иван Иванович пристально посмотрел ему в лицо, но намека, кажется, не уловил.
– Меня программируют… – сказал Олег. – Меня кантуют в пластмассовом гробу, заставляют верить в то, чего не было, и скрывают то, что есть на самом деле… Я чувствую себя кроликом каким-то… собакой Павлова. Только им брюхо резали, а у меня в душе роются. Если б одним телом распоряжались – кирпичи заставили перетаскивать, или даже стрелять в кого-то… А то – желать принуждают! Желать и не желать, любить и не любить… Знал бы ты, насколько это унизительно!
– Грузчики и киллеры до девяноста трех лет редко доживают, – проронил Иванов.
– Девяносто два, – поправил его Олег.
– Столько тебе перед барьером. От него до войны пройдет еще почти полгода, ты проживешь и их тоже. И не будешь считать себя несчастным… Правда, счастливым ты тоже не будешь.
– Из-за того, что случилось с Прелестью? И наши с ней три дня мнимой свободы… от них станет еще хуже…
Иван Иванович промолчал.
– Это грязно, потомок! – крикнул Олег. – Это омерзительно…
– Мотивация, Шорох. Для того чтобы старик, проживший вовсе не напрасную жизнь, захотел ее изменить, нужна не ностальгия и даже не раскаяние. Нужна боль, которую человек помнил бы до самого конца. Не месяц, не два. Шестьдесят пять лет.
– Ты можешь сделать так, чтобы Служба ее не трогала?
– Ты и сам можешь. Но это будет вторжение, и его компенсируют. Идти напролом нельзя, иначе мы не разделили бы нашу операцию на восемь этапов. Я же тебе говорил…
– Да… – Олег встал и, согреваясь, попрыгал на месте. – Я тоже тебе кой-чего говорил. Помнишь?.. Я говорил, что за услуги возьму с твоего человечества дорого…
Он рывком крутанул Иванова в кресле и развязал ему руки.
– А цена такая, потомок. Ася будет жить – еще три дня, и еще три дня, и еще, – пока не превратится в сварливую старушку, пока я сам не начну толкать ее в могилу. Делай, что хочешь. Один или вместе со всей своей магистралью. Двигайте горы, осушайте моря, бомбите города – в прошлом или в будущем… я не знаю, куда вас заведет ваша историческая логика. Мне все равно, что вам придется изменить в мире. Жрите землю. Но дайте одному человеку выжить. И я помогу выжить вашим четырнадцати миллиардам, или сколько вас там уже наплодилось…
– Боюсь, ты не представляешь… – начал Иван Иванович, но Шорохов врезал ногой по креслу, и тот откатился к стене.
– Бояться будешь потом! – рявкнул Олег. – Тебе сейчас охота схватить прибор и ломануть с ним куда- нибудь… Это известно. Запустить меня на седьмой круг ты можешь и без моего согласия. И снова возить меня, как половую тряпку… Но тебе останется еще восьмой, последний. Поэтому не спеши. Мой программист мертв, других точек контроля не предвидится. Значит, сравнить с исходником меня уже некому. В любом случае я буду жить дальше. И если впоследствии выяснится, что ты меня обманул… Старикан просто не станет себя клонировать. Ты понял, потомок? Все, что я сделал за эти шесть кругов, и все, что я собираюсь сделать еще, – пойдет прахом. Кстати… Алексей обещал мне кое-что рассказать…
– Он этого не знал.
– Ты догадался, какой у меня вопрос?..
– А ты должен был догадаться, какой у меня ответ. Тебя беспокоит герметичность твоей биографии?
– Герметичность, во-во. То самое слово. Контейнер у меня герметичный, и биография такая же.
Иван Иванович оттянул на свитере ворот и снял с шеи длинный шнурок с кожаным кошельком. В кошельке оказалась плоская металлическая коробочка, а в ней – обычный минидиск.
– Не обычный, – возразил он, заметив разочарованный взгляд Олега. – Это имитация. Прочитать его могу только я, ваша аппаратура примет его за пустую болванку. Здесь и генокод, и мнемопрограммы. На этом носителе ты весь, от и до. Я принес его с собой, оттуда. Так что мы вроде как земляки. По крайней мере, мы появились в одном и том же времени.
Шорохов осторожно взял диск и посмотрел его на просвет.
– Ага, появились, – огрызнулся он. – Меня тепленького из сидирома вытащили, а тебя – из другого места. Но я не понял, как я очутился на должности Старикана.
– Твой прототип – верховный координатор Службы. Реальный Старикан, проживший нормальную жизнь, у которой было и начало, и конец. Перед тем, как поставить барьер, мы его…
– Выкрали, – подсказал Олег.
– …вывезли. Отсканировали память, отрезали первые двадцать семь лет и заменили их топорной легендой.
– Зачем?
– Чтобы ты узнал, кто ты такой, и в старости распорядился себя клонировать. Потому что кроме тебя самого этим никто не занимался. Ведь прототип клоном не был. Так ты запустил наше кольцо.
– А пропажа Старикана никого не смутила?
– Он зашел в туалет, а вышел оттуда двойник, вот и все. Это было уже перед барьером. Ты приказал вырастить и активировать своего клона, поскольку у тебя в памяти остался единственный День Рождения – выпускной тест. А через пару часов у вас наступил последний Новый Год.
– Сплошные праздники…
– Но образцы в прошлое уже отправили, и начался твой первый круг. Зато мы достали Службу изнутри. Все, что сделано, – сделано ее же руками.
– Так у меня еще и родственники есть?.. Если они были у настоящего Старикана, то и у меня должны быть… настоящие.
– Не исключено, – отозвался Иван Иванович. – Какие-то, по идее, точно есть. Но ты их не разыщешь. Тебе же не память корректировали, а забивали скорректированную программу. Кроме нее у тебя нет ничего.
– Да… В общем, примерно так я все и представлял. Хотя надеялся, что история у меня поинтересней окажется… Но биографию никто не выбирает. И другой, за номером «два» не будет…
Иван Иванович бросился к Шорохову, но тот уже опустил каблук на диск и с хрустом провернул.
– Не будет больше вторых попыток, – сказал он. – Ни у меня, ни у тебя.
– Там же корректировки! – простонал Иванов, нерешительно взмахивая рукой, словно и порываясь вытащить из-под ботинка осколки, и одновременно сознавая, что опоздал.
