Болтовня пуст…
– Что-что?! – Олег вскочил и встал у него за спиной. – Что?! Какие еще города?!
– Это реплики, Шорох. Реплики и ремарки, как в пьесе.
Символы на голубом поле выстроились в столбик и приобрели вид нормального текста:
– Просто реплики… – сказал курьер.
– Ну-ка, назад прокрути!
– Пожалуйста… Это у него в прошлом. В воображаемом, конечно. В том, которое еще до момента загрузки…
– Программа?..
– Тут все – программа. Мы же не хироманты…
Олег поморщился и прочитал предыдущий абзац:
– И в другом отрывке тоже про некую Асю… – заметил Дактиль. – Не слишком ли она дорого стоит?
– Ася – это Прелесть. Я сам недавно все это говорил. Но это не программа. Это воспоминания. Это было! Согласись!.. Ну?!
– Нет, Шорох. «Надысь» от «намедни» я еще отличаю.
– Тот разговор сюда попал, потому что меня сканировали. Уже после активации. Я прожил несколько дней, и с меня сняли мнемопрограмму. И разговор вместе с искусственными воспоминаниями…
– Я могу это подтвердить, – сказал Дактиль. – Если тебе так хочется. Но если ты ждешь честного ответа… Нет. Дело не в том, что эти реплики находятся перед точкой загрузки. Они по своей природе – программа. Они кем-то выстроены и отредактированы. Клон в действительности мог их уже озвучить, и неоднократно. При проверке сложных подсадок такое случается: программу прогоняют, иногда несколько раз… Ты говорил не от себя, Шорох. Ты проговаривал вложенный текст.
– И все мои поступки тоже?..
– Как и слова. Программа клона не допускает импровизаций. Иначе это уже не программа.
– Но она у меня сбилась! Я сделал то, чего в ней не было!
– Такое не исключено, – ответил Дактиль. – Когда тебя загрузили?
– Часа три назад, примерно.
– Вот в эти три часа ты и мог ее сбить. Вряд ли сам, скорее, с чьей-то помощью. А все, что хранится у тебя в памяти… все, что ты прожил до и после сканирования…
– После?.. И это тоже здесь?!
Олег вгляделся в экран, но голубое поле заняла прежняя клинопись.
– Мало болтовни, много действия, – пояснил Дактиль смущенно.
– Получается, сбой программы был фиктивным, – догадался Олег. – И этот сбой – тоже часть программы…
Теперь он понял, почему не ощущал никакого внутреннего конфликта – когда выстрелил в Алексея, когда допрашивал Иванова и когда предъявлял ему свой ультиматум. Все это не входило в противоречие с установками. Совсем наоборот… И когда Иван Иванович схватил со стола пустой револьвер, он уже знал, чем все это закончится. Он не явился в ту же точку позже, не стал исправлять свою ошибку, поскольку ошибки не было. Все развивалось строго по сценарию. И требование Олега по-новой отсканировать ему память – тоже. И само это фальшивое сканирование…
– А смысл? – воскликнул Шорохов. – Для чего закладывать такие воспоминания? Сначала объяснять человеку, что он живет по написанному, а потом делать вид, что у него чего-то там не сработало…
– Это все ко мне вопросы? – удивился Дактиль. – Ну, ты даешь! Да, встраивать в мнемопрограмму факт ее осознания как будто незачем… Если нет особой причины. А причина может заключаться в мотивации.
– Мотивация у меня и так есть.
– Значит, понадобилась посильнее.
– У меня сильная.
– Значит, еще сильней понадобилась! Я не знаю, Шорох, что ты меня терзаешь?! Я тебе одно могу сказать: никакой ты не клон. Выбрось это из головы! Клона к его собственному программатору никто не подпустит.
– Как будто все в жизни можно предусмотреть…
– Не в жизни, Шорох, в программе! В ней только так: все предусмотрено и прописано. И если бы ты был клоном… мы бы сейчас с тобой не встретились. Тебе бы просто не позволили.
– Будущее! – бросил Олег. – Самое начало, сразу после активации.
Курьер пробежался пальцами по клавишам, и колонка символов поехала вправо.
– Выпускной тест, – сказал Дактиль. – Слушай, Шорох… Меня не касается, но странные какие-то у вас с Прелестью отношения. То вы с ней… это… А то вдруг того… подрались. Прямо в ванной.
– Подрались?.. Иванов, сука! – Олег врезал кулаком по столу. – Куда он лезет?!
– Какой еще Иванов?
– Иван Иванович. Не важно.
– Но этого же не было?.. Значит, программа не твоя!
– Моя, Дактиль, моя… Вот это дерьмо в меня и собирались забить. До девяноста трех лет. На долгие и счастливые годы…
– Ты что-то запутался, Шорох. Если тебя активировали, значит, в тебя все уже и забили. А если программа не совпадает с жизнью…
– Значит, перед загрузкой программу кто-то изменил.
Дактиль испуганно обернулся.
– Команда «вырезать» тут есть? – спросил Шорохов.
– Это тебе не Виндоуз! – взмолился курьер.
– Но вырезать можно…
– Ну можно, можно…
– Тогда действуй. Все, что находится за точкой загрузки. Все это вонючее будущее. Отрежь его к черту!
– Шорох!..
– Сотри. Все, кроме воспоминаний. И твоя смерть станет вероятностью… достоверно несбывшейся.
– Хорошо формулируешь, коллега.
– Мы с тобой не коллеги. Стирай!
– С чего ты взял, что у меня получится?
– Уже получилось. Мы встретились, а в программе этого быть не могло, ты сам сказал. Она бы этого не допустила.
Дактиль со стоном вздохнул и, поглядывая на пропитанный кровью галстук, принялся что-то отстукивать.
«Вот и все… – опустошенно подумал Олег. – Останется одно прошлое. Как у нормальных людей – только неизменное прошлое и неизвестное будущее. Будущее, которого еще нет…».
Июль тысяча девятьсот семьдесят шестого года был сухим и солнечным. Олег, в остромодной латвийской майке со английским «Peace» на животе, шел от Пушкинской к Никитским воротам. Все вокруг было пыльное и какое-то одноцветное с навязчивым уклоном в желтый. Нелепые прически, неудобная одежда, невнятные лица. В окнах маленькой парикмахерской торчали выгоревшие фотографии, – Шорохов подумал, что их место не здесь, а где-нибудь в гранитной мастерской. Да и саму вывеску «САЛОН», состоящую из пяти штампованных пластмассовых букв, тоже словно бы сняли с зала ритуальных услуг.
