проведут ночь.
– За барьером война, – молвил Олег. – Большая война, после которой никого не останется.
– Если это и так… Пусть себе воюют. Ты тут при чем? Нам с тобой и до барьера хватит… Мы же почти ровесники, я в семьдесят девятом родился… Тысяча девятьсот, – пояснил Пастор. – Через три года, если отсюда считать. Поживем еще. А ты… ради каких-то чужих людей…
– Ты так говоришь, будто я полмира под нож пустить вознамерился. Мелкое вторжение, незначительное…
– Точно. Таким оно из нашего времени и представляется. В Службе сейчас завал полнейший, если б ни я, на него бы никто и внимания не обратил… Мелкое!.. – воскликнул Пастор. Потом вдруг отстранился и с недоверием посмотрел на Олега. – Шорох, погоди-ка… Ты что, действительно их не узнаешь? Здорово тебе мозги прочистили! Ну, хорошо… Она: Алла Николаевна Терентьева. Пока еще Терентьева, да… Он: Алексей Борисович. Шорохов. Ты не можешь их не помнить!
«Мне даже их лица в памяти заменили… – безразлично подумал Олег. – Как мне их помнить?..»
– Присмотрись, Шорох! Глаза, рот… мамины! Нос у тебя папин! Ты что, самоубийца? Тогда это самый изощренный способ. Разлучить родителей, чтобы они ими и не стали, твоими родителями… Но тебе же не могли закрыть всю жизнь!
«Мне и не закрывали… У меня ее не было…».
– Шорох, я догадывался, что ты нездоров. Ты так засекретил свою магистральную биографию, что даже Служба не знает, где ты родился – в каком году, в каком городе… Это уже не вопрос безопасности, это натуральная паранойя. Что ты скрываешь? Что там у тебя, в прошлом?
– Ничего… – угрюмо ответил Олег.
– Старикан боится собственной тени? Объясни мне, Шорох!
– Я пытался…
– Да не про войну эту мифическую! Зачем ты себя гробишь?! Ты ведь специально уничтожил информацию о своем детстве, юности. Чтобы это казалось рядовым нарушением, до которого у Службы просто не дошли бы руки. Чтобы убрать себя чисто, без следа… Но ради чего?!
– Ради… – Олег кисло усмехнулся. – Ради человечества.
Он знал, что будет тяжело, но не предполагал, что настолько. Иван Иванович не сказал главного: против кого направлена операция, чье рождение придется отменить, чтобы возникла новая магистраль, единственный путь к спасению. Поэтому Иванов и хотел снова загрузить в него всю программу, от начала до конца.
Шорохов пожалел, что заставил Дактиля стереть ему будущее. С программой было бы лучше. Легче. А без нее, добровольно и осознанно, эту задачу выполнить невозможно…
Олег затоптал окурок и пригляделся к лавочкам. Алла Терентьева и Алексей Шорохов по-прежнему болтали. Их должен был узнать не он, а прототип – Олег Алексеевич Шорохов, проживший девяносто три года, занявший место координатора Службы и ставший исходником для одной копии… Какое этой копии до него дело? Разве что она тоже перестанет существовать…
Но если так надо… то так и будет. Иначе операция Иванова останется незавершенной, вероятность возникновения его магистрали скатится к нулю, и Старикан не даст команды на свое клонирование. Прототип, тот самый Олег Алексеевич, будет до последнего дня помнить Прелесть, помнить и страдать, но ничего не изменит. Клон исчезнет, как часть сорванной операции, – исчезнет и все, что он сделал. На третий день службы Прелесть погибнет…
Цепочка получилась короткой, и она пугала Олега чрезмерной, какой-то избыточной ясностью.
– К чему ты стремишься, Шорох? К смерти!!
– Стремлюсь?.. Да.
– Что ты себе выдумал? При чем тут человечество?
– Если бы ты знал, как мало я вкладываю в это слово… Я не считаю, что сумма всех ваших жизней дороже одной моей… Но у вас есть то, из-за чего я не могу отступить. Как же она тогда сказала-то?.. «Я тоже часть»?.. Во!.. Понимаешь, Пастор?! – Олег схватил его за рубашку и засмеялся так, что прохожие обернулись. – Она тоже часть вашего человечества! Ты понимаешь, нет?.. И мне придется сдохнуть… – закончил он, медленно убирая руки.
– Кто?! Какая еще часть? Ты бредишь!
Алла с Алексеем дошли до угла и скрылись за поворотом.
– Вот и ладненько, – сказал Пастор, успокаиваясь. – Теперь по домам?
– Ага. – Олег направился обратно во двор.
– Уймись, придурок!
– Чего?.. – Он резко остановился. – Ты, опер, забыл, с кем разговариваешь? Желаешь трудной службы?
– Ох, ох!.. Тебе, обормоту, до верховного координатора, как мне до…
– Смирно стоять! – рявкнул Шорохов. – Пастор, дорогой… Ты карьерой интересуешься? Я тебя продвину так высоко, как только смогу.
– За одну услугу… – предположил тот. – И куда ты меня продвигать будешь? Если ты вначале сам задвинешься. На тот свет.
– Логика есть… – согласился Олег. – Тогда хрен тебе!
– А мне и так по жизни – хрен…
– Соплежуй, неудачник.
– Иди к черту.
– Лузер…
– Заткнись! – не выдержал Пастор.
– А почему бы тебе не вызвать подмогу? Ведь я на самого Старикана покушаюсь… Сенсация, блин!
– Разберемся… – неопределенно ответил тот.
– Первое вторжение ты вроде бы компенсировал, а второго объективно еще нет. – Олег посмотрел на сигарету и сунул ее обратно в пачку. – Это твоя версия для Службы, – произнес он тем же тоном. – А в действительности…
– Ну-ну…
– Амбиции, Пастор, амбиции. Опер, спасший верховного координатора! Круто! Еще круче – только спасти весь мир, но эта вакансия уже занята.
– Опять пургу погнал…
– Одно дело – сообщить о вторжении, другое – раскопать самому и принести начальству готовый результат. А Старикан потом образумится и поощрит. Вы все на это и надеялись. И все ошиблись.
– Кто это «все»? – ревниво спросил Пастор.
– Лис. И еще человек двадцать. В вероятности, конечно. Все, кого я ликвидировал. Если бы стало известно, что здесь поднимают руку на Старикана, сюда слетелась бы половина Службы. Скажи, нет?.. Но каждый из вас пытался хапнуть славы в одиночку. А прикол в том, что славы эта операция не принесет. Она ведь и вправду рядовая… Я не буду верховным координатором.
– От такой судьбы не отрекаются, Шорох.
– Я от большего отрекся. А уж от судьбы-то… У меня ее просто нет. Хочешь проверить? – сказал Олег, заходя в арку. – Смотайся вперед, к нам. Кстати, мне и самому любопытно, кто у нас теперь за Старикана. А потом – снова сюда. Если верховный по-прежнему я – спасай меня и дальше, мне такое внимание приятно. Если же нет… Ты просто забудешь об этой операции. Изначально о ней не узнаешь. Зачем тебе судьбы двух обычных людей, которые встретились где-то в Москве в каком-то семьдесят шестом году… или не встретились… Сколько таких дел уже похерено? На них особо не выдвинешься.
Шорохов потянул за облупленную ручку. Из подъезда повеяло сыростью и крысами.
– Часто видел, как люди цепляются за жизнь… – проговорил Пастор. – Но чтобы наоборот, да еще с таким усердием… Почему бы тебе просто не застрелиться? Ты же свистнул тогда ствол у Криковой. Заперся бы в сортире, написал бы записочку…
– «Кольт» где-то в бункере валяется… Патрон там был только один. Я бы вот тебя с удовольствием пристрелил, но нашелся более достойный. – Олег вздохнул и открыл дверь шире. – Иди, убедись: меня в Службе нет.
