– Гм, «что с миром»… Вы, Владислав… э-э…
– Просто Владислав, – разрешил он.
– Вы, Владислав, не по адресу. Про мир – это к физикам. Явление приобрело уже такие масштабы, что одним социальным напряжением его не объяснить. Это вы верно подметили. Россия, допустим – Албания, еще Уганда какая-нибудь… с нами все ясно. Но почему Бельгия? Почему Кувейт? Австралия?.. Видимо, причина сугубо материальна. Если патология и играет какую-то роль, то отнюдь не первостепенную. Что-то с миром. Вы совершенно правы.
В дверях появилась секретарша, и Крючковский умолк. Он отрешенно проследил за тем, как девушка ставит на стол поднос, как наливает в чашки из блестящего кофейника и как, умеренно виляя задом, удаляется.
– Так, о чем я?.. А! Ну что ж… Все это непохоже на шизофрению и уж конечно не имеет отношения к ложной памяти. Выдвигалось оригинальное определение – «немотивированная трансформация сознания», но и оно тоже хромает.
– Кем выдвигалось? – Невзначай осведомился Нуркин.
– Так, один… Талантливый человек, но уж очень необразованный. Да дело, в общем, не в названиях. «Расщепление», «замещение»… Сложность в том, что эти термины обозначают из-вест-но-е, – по слогам произнес Крючковский. – А мы столкнулись с неизвестным.
Нуркин отпил кофе и, вежливо причмокнув, вернул чашку на поднос. Кажется, бережливая девица насыпала в чайник растворимого.
– Если можно, подробнее о физических причинах, – попросил он. – В аспекте вашей специальности.
Крючковский, наконец, перестал расхаживать и сел.
– Подбиваете меня на дилетантские рассуждения о мироздании?
– В этой области мы с вами на равных, – лукаво сказал Нуркин.
– Хорошо. Что мы имеем? Десятки тысяч человек… да, уже десятки тысяч! Итак, все эти люди постепенно начинают осознавать в себе две разных личности. Появляются новые биографии – подробные, полноценные и, как правило, в той или иной степени вытесняющие память о настоящей жизни. Было бы их не много – и разговора нет. А так… Массовость! Вот камень преткновения. Болезнь? Возбудитель не найден. Остается предположить… – Крючковский замялся и исподлобья глянул на Нуркина.
– Я готов, профессор. Шокируйте.
– Вторая личность, развивающаяся в паци… э-э, в людях, не менее реальна, чем первая, если можно так выразиться – исконная. Иными словами, все эти «пришельцы» до поры где-то жили. Где и как? Тут я бессилен. Предлагайте любое: Марс, Альфа Центавра, Большая Медведица – не промахнетесь.
– Николай Николаевич, наши пришельцы говорят по-русски и никаких медведиц не помнят. Они с Земли.
– И опять вы правы. Тогда что? Другое измерение? Такой же бред.
– Истории пришельцев действительно подробны, но не всегда совпадают, – задумчиво проронил Нуркин.
– Значит, несколько измерений, – легко согласился Крючковский.
– Еще задачка: в прежней жизни все эти люди погибли.
– Тогда реинкарнация. Валите до кучи, уже не страшно.
– Не хотелось бы вас расстраивать, но такое можно услышать от любого мальчишки, особенно если он увлекается фантастикой. Я догадываюсь, что некоторые пытливые умы этой темой занимаются, и вы, как руководитель профильного института, должны быть в курсе.
– Есть такие, но уровень любительский. Профессионалы даже не берутся, знают, что не по зубам.
Крючковский залпом махнул остывший кофе, и Нуркин учтиво подлил ему из чайника.
– Про любителей, – напомнил он.
– Зачем вам всякую околесицу собирать? Ну, уж коли язык мне развязали… Ох, дипломат!.. Найдете вы его или нет – ваши трудности. Борис Черных. Самородок, а возможно, гениальный мистификатор. Либо то и другое вместе. Лично я с ним не знаком, но по свидетельствам сотрудников… сотрудниц, преимущественно, – выразительно уточнил он, – человек неординарный. «Трансформация сознания» – это его перл. Он много чего наизобретал. Для него психология – что детский конструктор: как на душу легло, так и слепил. Его теория крайне противоречива. Зато он первым обратил внимание на массовость… как бы ее… ну, видите, у нас даже и термина нет.
– Борис Черных… – повторил Нуркин. – Так, и что за теория?
– Ой, я не вникал. Что-то из той же области, из фантастической. Многослойность пространства, отражения какие-то… Якобы существует бесконечное число похожих миров, населенных одними и теми же людьми… Бред, конечно. Якобы при определенном э-э… усилии, что ли… можно по этим мирам передвигаться… Собственно, это находится далеко за рамками моей науки, да за рамками науки вообще. Если интересуетесь подобным мифотворчеством, найдите Черных и сами обо всем расспросите. Если еще найдете.
– А что такое?
– Представьте, сгинул. Он мне тоже нужен. Для другого, для другого, – быстро оговорился Крючковский. – Дал задание разыскать, вот, девочки названивают. Дома нет, у знакомых не объявлялся. Наверно, уехал куда-то. Импульсивная натура, что с него взять?
– Телефончик бы…
– А, это у секретарши возьмите.
– Вы не знаете, вел ли он какие-нибудь записи?
– Как ни странно, знаю. Обещал принести свои выкладки одному из начальников отдела. А в последний день пропал.
– Спасибо вам, Николай Николаевич. Когда я стану президентом, я вас не забуду. И вас, и ваш институт.
Нуркин поднялся и проверил хорошо ли закрыл замочки кейса.
– С семью процентами, и президентом? А я вас принял за человека здравомыслящего.
– Какие семь процентов?
– Ну, восемь. Больше вы не получите. И то – на первых выборах. На следующих провалитесь. Учтите, Владислав, маргинальный избиратель непостоянен.
– Мне не надо восемь процентов, профессор, – медленно сказал он. – Я заберу все сто.
– Как знаете, – грустно ответил Крючковский. – Сто, так сто. Когда мир окончательно рехнется… Ах, вы на это и рассчитываете? Все равно зря. Я, например, за вас голосовать не пойду. Уж извините.
– Никаких выборов не будет, это раз. И два: моей победы вы, к сожалению, не увидите. Уж простите.
– Почему? – Опешил он.
– Потому, – просто сказал Нуркин. – Много кофе вредно.
– Да я не…
Крючковский внезапно схватился за сердце и зашарил ладонью в поисках подлокотника. Нащупав кресло, он попытался в него опуститься, но потерял равновесие и рухнул на пол. Дернув ногами, он коротко захрипел и утих. У него изо рта вывалился сгусток белой пены и, упав на вытертый коврик, превратился в сырое пятно.
– Врача! – Крикнул Нуркин.
В кабинет вбежала секретарша, за ней еще несколько женщин – все начали рассыпать таблетки, таскать воду и размахивать над головой Крючковского какими-то папками. Нуркин с минуту посмотрел на эту бесполезную суету и, поймав секретаршу у ее стола, попросил телефон Бориса Черных.
– Подождать не можете? – Гневно воскликнула она.
– Это профессор ваш подождет, а у меня еще дела.
Оказавшись на улице, он сел в темно-синее «Вольво», по словам Немаляева – заговоренное от снайперов, прослушки и прочих напастей. Линкольн, дарованный Широкову в качестве выходного пособия, ему нравился больше, но требования безопасности диктовали свое.
– Зажигалка есть? – Спросил он у водителя.
– Прикуриватель, Владислав Борисович.
