– Я сказал: зажигалка, – стальным голосом произнес Нуркин.
Особых претензий у него к шоферу не было, но кадры следовало держать в узде.
Малый не обижался. С тех пор, как он уволился из гаража при Министерстве здравоохранения, его зарплата взлетала все выше и выше, и босс обещал прибавить еще. Босса он боготворил.
Он протянул Нуркину зажигалку, но тот, вместо того, чтобы ее взять, вручил шоферу маленький прозрачный пакетик с надорванным краем. Пакетик был пуст, но в углах еще оставались крупицы розоватого порошка.
– Сожги, – приказал Нуркин.
Полиэтилен обещал закоптить весь салон, но возражать водитель не решился.
Удостоверившись, что пакет сгорел полностью, Нуркин поднял массивную трубку спутникового телефона и набрал кодовый двенадцатизначный номер.
– Сашок, привет. Я у него был… Да… Сам справился… Хватит дребезжать! Замяли. Я сейчас еду к себе, ты бы подскочил… А ты постарайся… Да, есть, ради чего… Давай… И коньячку выпьем.
Водитель догадывался, кому звонил Нуркин. То, что босс называл вора в законе Сашком и говорил ему «подскочи», приближало его к высшей касте Посвященных. Вместе с начальством поднимался и он, «вечный путник, воин дороги», как выразился однажды босс. Быть воином водителю нравилось.
В Южное Бутово они вернулись к четырем. Машина Немаляева и джип сопровождения уже стояли возле дома. Охранник авторитета дал понять, что принял к сведению, и приложил ко рту рацию.
– У меня тоже новости, – сказал Немаляев, доставая из бара бутылку «Праздничного».
– Начинай.
– Я тебе рассказывал, что мы держим местную семью сотника, жену и сына. Так вот, недавно его отпрыск ушел.
– Как это «ушел»? – Замер с рюмкой Нуркин.
– Громко хлопнув дверью. У меня потери. Трое. Лучшие люди.
– Лучшие люди? Он же несовершеннолетний!
– В том-то и беда.
– Думаешь, его перекинуло?
– Первым делом он придушил свою маман.
– Нехорошо. Нашли?
– Трудимся, но надежды мало. Владя, этот юноша – настоящий эксперт. Зубр. По почерку что-то вроде диверсионно-разведывательного подразделения.
– Надо было стеречь как следует.
– Ты не видел нашу гостиницу! Пять метров под землю, восемь телекамер, сплошной бетон. Лучше стерегут только на Лубянке.
– Какая еще Лубянка? Мы же ее переименовали… Тьфу, да.
– Короче, одной базы мы лишились. Теперь они знают, где она находится.
– «Они»?
– Сойдутся, Влад, – мрачно сказал Немаляев. – Вопрос времени, не более. По принципу «враг моего врага – мой друг».
– Ничего, и у нас пополнение будет. Мне утром Кокошин звонил. Теперь он с нами. Завтра вылетает из Мурманска. Надо встретить, устроить, как положено.
– Кокошин мне несимпатичен. Но на безрыбье… Что у тебя с профессором?
Нуркин устроил чемоданчик на подлокотнике и щелкнул замками.
– Профессор ничего не понял, чрезмерное образование не позволило. Но у него другой человечек есть, вот он смышленый. Некто Черных. Вот, слушай.
Он достал из кейса диктофон и, перемотав кассету, поставил его на столик перед Немаляевым.
– И откуда в тебе эти шпионские навыки?
Нуркин, не ответив, пошел переодеваться. Когда он вернулся – в шортах и замшевых шлепанцах, Немаляев хмуро попивал сок.
– Я на ускоренной прокрутил, – сказал он. – Старого гриба можно было и не трогать.
– Ты все усек?
– Про Бориса – не очень. Кто такой? Что за теория? А особенно про перемещения. Это не шутка?
– Вот и выясним. Пусть работает на нас. Установи адрес и пошли туда кого-нибудь. Чтоб без шума.
– А если действительно?.. – Неожиданно загорелся Немаляев. – Если можно самостоятельно переходить из одного слоя в другой!..
– Нахрена? Нам бы здесь устроиться.
– Приземленный ты человек, Владя.
– Рано в небо взмывать, дорогой мой. Сначала здесь, на грешной, порядок наведем. А, как жизнь наладится, тогда и помечтаем.
Он поднял рюмку и, вдохнув аромат, блаженно прикрыл глаза. Немаляев наблюдал за ним со смешанным чувством любопытства и сожаления. Кажется, премьер искренне верил, что люди жаждут его Порядка. На Родине он рассуждал рациональней.
Немаляев сдержанно улыбнулся и глотнул сока. Должность отца нации все еще оставалась вакантной, а конкурс был не таким уж и большим – двое на одно место.
Константин оторвал голову от подушки и пригляделся.
– Ты не спишь? – Шепотом спросил он.
Человек, сидевший за столом, был почти не виден. В зеленоватом мраке дежурного освещения угадывался лишь короткий ежик стальных волос и твердый подбородок, но этого было достаточно. Борис отложил книгу и, зевнув, сделал несколько энергичных махов локтями.
– Я на службе, маньяк.
– Не называй меня маньяком.
– Слово «киллер» мне не нравится, а остальные тебе не идут.
– Брось. Ты все понимаешь.
– Стечение обстоятельств, – печально покивал Борис. – Никто не виноват. Конечно. Морозовой звонить?
– Ты спятил?
– А что? Другая тень стучит – успевай записывать. Человек сто уже по его наводке прихватили. Ополченцы, сочувствующие… Конспиративные хаты, склады оружия, снайперские точки… Члены правительства, разумеется. Эти первыми пошли.
– Какая тень? О чем ты? Тот, который раскололся? Он – моя тень?!
– Не твоя. Вообще ничья. И ты – тоже. И я. Все.
– Так не бывает.
– Валенок… – пренебрежительно бросил Борис. Затем взял книгу, но тут же захлопнул. – Валенок, вот ты кто! Тебе такая удача выпала – один шанс из… из каких-то триллионов! Не триллионов даже – из бесконечности! Ты избранный. И вместо того, чтобы осознать себя частью…
– Подумаешь, – буркнул Костя. – У нас этими избранными уже все психушки забиты.
– Началось, да? – Обрадовался Борис. – Ничего, с больницами горячка прекратится. Разберутся и выпустят. Потому, что поймут: это не болезнь. Это – прозрение!
– Слушай, а ты не мог бы ту тень как-нибудь того?.. – Буднично спросил Костя. – Слишком она болтливая.
– Ты напрасно говоришь о ней в третьем лице. Она и есть ты, только из другого слоя. А тело у вас общее. Вернее, у каждого собственное – в разных слоях, но здесь вы делите одно.
– В смысле, на этой кровати то я проснусь, то он? Как же ты нас различаешь?
– Проще простого. Та тень со мной не здоровается. Она хоть и падаль, а горла мне не резала.
– Опять за свое…
– За свое, Костя, за свое. За то, что ты у меня отнял, – раз и навсегда.
– Ты ведь живой. Ни шрама, ни царапины.
– Хочешь посмотреть, какой я живой, – загляни в багажник «Форда». Ах, да, вы же меня закопали. И где?
