– В лесу под Фрязино, – потупился Константин.
– Подонки… А машина? Так на ней и ездите?
– Помыли, – ответил он, кусая губу. – А за деньги спасибо, они нам пригодятся.
– Гуляйте, маньяки…
Борис поднялся и, бесшумно пройдя по палате, приоткрыл дверь. На пол легла полоска белого света – длинная, до самой стены. До угла, где, осторожно прислонившись к кафелю, стоял АКСУ.
В коридоре слышались шаги часового, неторопливые, как тиканье ходиков. Где-то хохотали медсестры, но это уже совсем далеко, скорее всего, на нижнем этаже. Больше – ни звука.
Старший лейтенант Черных перекинулся с охранником парой необязательных фраз и вернулся к столу.
– Борис… – нерешительно молвил Костя. – Эти тени… ты тогда говорил, что их много. Меня, тебя… Как мы все?.. И где?
– Школьный курс геометрии помнишь? – Строго спросил он.
– В общих чертах…
– Сколько на прямой помещается точек?
– Сколько угодно.
– Правильно. А на плоскости – прямых? А этих самых плоскостей в пространстве?
– Ну, ясно, развивай дальше.
– Теперь вообрази пространство с четырьмя координатами. Сможешь?
– Я постараюсь.
– Не тужься, это в голове не укладывается. Но, допустим, оно существует…
– Точно существует, или «допустим»?
– Не важно. Важно вот, что: если бы оно существовало, то наших трехмерных миров в нем поместилось бы бесконечное множество.
– Слоями?
– Слоями, кирпичиками – уж не знаю, как они там сложены. Но это голая идея, пощупать ее невозможно. Точки ползают по прямой и не видят, что рядом нарисована такая же прямая.
– Но иногда на нее перепрыгивают?
– Перепрыгивают, – подтвердил Борис. – Не веришь – позову Морозову, которую ты казнил.
– Верю, – вздохнул Константин. – Значит, миров много, и все – похожи? И в каждом я живу?
– Это мне неизвестно. Может, где-нибудь ты и не родился. Или в детстве погиб. Или еще что. Но тех миров, где ты есть, тоже достаточно. Ну, не ты лично, не Костя-маньяк. Тени. Они разные. Одна из них – учитель географии. Хотя, это в прошлом.
– Я ее… подмял под себя? Задавил интеллектом?
– Интеллектом? – Хмыкнул Борис. – Вот «задавил» – это ты верно.
– А здесь что осталось?
– А ничего. Пустышка. Вы ее по очереди наполнять будете. Пока она не протухнет.
Константин покосился на французский комплекс – сволочные аппараты работали без сбоев и могли продержать тело в полуживом состоянии довольно долго. Посторонние тени еще не раз влезут в эту оболочку, а сколько они успеют набрехать!.. Костя обозлился: ведь это же он, Константин Роговцев! Тело принадлежит одному ему – пусть с дырками в легких, с заштопанными кишками, с отказавшим сердцем… Но это его собственность!
Географ мог бы сказать то же самое, подумал он, остывая. Кроме того, мразь, сдающая Ополчение, тоже – Константин Роговцев.
– Эй, ты, точка…
Борис заложил страницу пальцем и вопросительно посмотрел поверх книги.
– Ты ведь сюда попал не случайно, – сказал Костя. – Зачем? Поквитаться хотел?
– Не суди по себе. Мне здесь комфортно, вот и все.
– Служить в Гвардии?! – Вскинулся Константин. – Да ты хоть знаешь…
– До фени, – перебил его Борис. – Искать справедливости – это для таких маньяков, как ты. Скольких ты ухлопал за свои тридцать лет? И все – во имя счастья.
– Тебя что, агитировать подослали?
– Это ни к чему. Здоровья у тебя – кот наплакал. Скоро отрубишься на сутки-двое, а место напарничек твой займет. Его агитировать не надо, он и без того барабанит исправно.
– Слушай, гуру хренов… Убей ты меня. Прошу! Давай договор: ты меня здесь кончаешь, а я тебя там хороню по-человечески. Перевезу на кладбище, крест поставлю. Честное слово! А хочешь памятник из мрамора? И гроб с золотыми ручками! А?
– Не мешай мне читать.
Костя уставился в потолок. Стенные плафоны рассеивали свет книзу, и подвесные панели были похожи на беззвездное небо. От нечего делать он промурлыкал несколько популярных мелодий и, все так же глядя вверх, сказал:
– Странно… Я жену свою встретил. Ее тоже… того. Представляешь, у них там кланы – горняцкий, мануфактурный… черт-те что.
– Видал я этот мирок. Не слишком уютно.
– Ты там, небось, люмпеном каким-нибудь числишься, вот тебе и неуютно.
– А супруга твоя?
– В бригадирах ходила.
– Пока не грохнули, – спокойно добавил Борис.
– А где ты еще был?
– Шесть слоев посмотрел, потом надоело. Особой разницы нет.
– Все шесть – дерьмо?
– Нормально, – пожал он плечами. – Люди везде живут.
– Философия растения.
Борис не возражал, но и за книгу браться не торопился. Костя догадывался, что убиенный психолог чего-то от него ждет – ведь неспроста же, в самом деле, он выбрал слой с Борисом-ментом, но вот чего конкретно…
– И хочется, и колется, да? – Спросил Константин. – Надо поделиться своей гениальность, а не с кем. Так поделись же, не томи душу!
– Рано тебе еще, маньяк. Может, потом как-нибудь. А может, никогда.
– Трудно это – сознательно перескакивать в другой мир?
– Переключаться, я так это называю. Все равно что галстук завязать. Элементарно – когда умеешь.
Он хотел сказать что-то еще, но из его угла неожиданно донесся короткий писк рации.
– Да?.. Понял. Отбой. Все, теряй сознание, – велел он Константину. – Сиделка идет.
– А спровадить нельзя?
– Я и так ее на час к подружкам отсылал. Заложит. А у меня выслуга, следующая звездочка на подходе.
Дверь открылась, и в палату вплыло светлое пятно. Костя настолько привык к темноте, что халат ему казался почти ослепительным.
– Больной в порядке? Воды не просил?
– Женщину требовал, – сказал Борис. – У него из всего организма только один орган уцелел.
– Половой? – Хихикнула девушка. – А что, это мы можем.
Константин сквозь прищуренные веки заметил, как светлое пятно разделилось пополам – посередине осталось что-то гибкое, смуглое, с белым треугольником на уровне бедер.
– Гляди, реагирует! – Воскликнула медсестра. – Нет, Борь, кроме шуток! Пульс участился! А теперь?
Халат заколыхался. Костя приказал себе не смотреть и не думать, но глаза сами собой выкатывались и лезли вперед. Девушка подошла вплотную, и он увидел, что белый треугольник болтается у нее в руке, а там, где он был…
Отвернуться бы, с тоской подумал Костя. Так ведь не пошевелишься…
– Мамочки! Борька! Это ж научная революция! У него давление подскочило!
