Палмы. Ну а Барри говорит, что они все были вдрабадан, а сам он — просто пьяный.
Мы с Райли намучились с отелом той весной. Огромные салерские быки нашего соседа по ранчо забрели к нам на пастбища и огуляли нескольких наших телок. Мы и знать об этом не знали, пока те не начали телиться, хотя Райли замечал, что некоторые коровы надувались как шары, и мы ожидали, что будут двойни. Мы все поняли, когда появился первый теленок. Корова была хорошая — мясная, с достаточной мышечной массой, но не чересчур мускулистая, лоснящаяся, женственная — то, что и требуется от племенной коровы, — так ее чуть ли не пополам разорвал самый крупный теленок, какого мы только видели в своей жизни. Это был просто монстр какой-то, всего лишь раза в три меньше матери.
— Подлец Коулдпеппер! Только посмотри на этого теленка. Такие бывают только от его долбаных гигантских быков, они же у него величиной с танк. Они, должно быть, забрели к нам в апреле, и, зуб даю, соседушка об этом знал, но ни слова не сказал. Скоро поймем, сколько же их тогда забрело.
Погода тоже стояла мерзкая: весенние ветры и сплошные осадки — то такие, то сякие. Первые десять дней мы вообще не спали, промокли, замерзли, особенно Пити Фларри, который работал у нас уже девять лет; бедняга верхом под моросящим ледяным дождем загонял коров в хлев. Чтоб вы знали, Пити схватил воспаление легких, когда мы больше всего нуждались в нем, и его отвезли в больницу. Его жена послала нам в помощь их пятнадцатилетнюю дочку, и, надо сказать, от нее был толк: девчонка выросла на ранчо, среди скотины, у нее были крепкие, узкие и маленькие руки, которые легко пробирались в содрогавшуюся коровью утробу и ловко захватывали уже появившиеся копытца. Мы все смертельно устали.
Около полудня я оставила их в хлеву с коровой, которая была совсем плоха, и пошла в дом — урвать хотя бы часок сна, но я была слишком утомлена, чтобы заснуть, никак не могла расслабиться и через десять минут встала, поставила кофе, достала из холодильника замороженное тесто для печенья, и скоро были готовы дымящийся кофе и миндальное песочное печенье. Я поставила три чашки на картонку, рядом положила печенье в полиэтиленовом пакетике и пошла в хлев.
Тихонько толкнула дверь и вошла. Он только что кончил, только что слез с нее и поднялся на ноги. Она лежала на мешке с сеном, раскинув тощие ноги. Я посмотрела на мужа. Девушка села. Свет был тусклый, и Райли очень торопился засунуть свое хозяйство в штаны, но я успела заметить кровь. Кофе жег мне руки сквозь дно картонки, и я поставила его на старую конторку, где лежали инструменты для родовспоможения: веревка, целебная мазь и бинты. Я стояла и смотрела, как они торопливо натягивают одежду. Девчонка хлюпала носом. Еще бы, она, конечно, обещала сделаться похотливой сучкой, но ей ведь было всего пятнадцать, и, к тому же, ее папаша работал на мужчину, который только что с ней сделал это.
Райли сказал ей: «Пошли, я тебя отвезу домой», а она ответила: «Нет», — и они вышли. Ничего мне не сказав. Он явился только на следующий день, и сказал свои несколько слов, я сказала свои, и на следующий день уехала. А чертова корова так и издохла с мертвым теленком в брюхе.
Чаще всего так и не знаешь, что случилось и как. Даже Палма и Рут, и Барри, которые там были, теперь не могут сказать, как это все вышло. Судя по тому, что они запомнили, и по тому, что писали в газетах, похоже, на улице, полной грузовиков и легковушек, Элк попытался обогнать трейлер, груженный телятами. На шоссе вообще не было транспорта, пока они не свернули на Поплар-стрит, а там — пробка до самого светофора, в общем, море машин, грозящее кучей неприятностей. Когда они тронулись и Элк поравнялся с трейлером, откуда ни возьмись, вдруг выскочил голубой пикап, вынудив все машины шарахнуться в сторону. Этот пикап резко обошел трейлер с телятами. Парень за рулем трейлера нажал на тормоза, и Элк стукнулся, причем довольно сильно, — достаточно, сказала Палма, чтобы она в кровь разбила себе нос. Джозанна что-то вопила о своем грузовике, о том, что проволока, которой был замотан замок, ослабла, так что капот теперь то поднимался, то опускался на несколько дюймов, как будто крокодил, ощутивший неприятный вкус во рту, разевает пасть. Но Элк был в ярости, он и не думал останавливаться, он обошел трейлер с телятами и погнался за голубым пикапом, а тот свернул на двадцатом километре и рванул к западу. Джозанна орала на Элка, а Элк был в такой ярости, рассказывала Рут, что у него чуть глаза не лопнули. Справа опять возник тот трейлер с телятами. Водитель мигал фарами и сигналил, как ненормальный.
Элк настиг голубой пикап через восемь миль и загнал его в кювет, а потом встал так, что тому было не выбраться. Сзади быстро и неумолимо приближались огни скотовоза. Элк выскочил из машины и бросился к голубому пикапу. Водитель был явно обкуренный. Пассажирка, тощая девчонка в светлом платьице, вылезла и верещала дурным голосом, швыряясь камнями в грузовик Джозанны. Элк и водитель сцепились и, кряхтя, катались по шоссе, а Барри, Рут и Палма бегали вокруг и пытались их разнять. Потом и водитель скотовоза, Орнелас, заорал из своего трейлера.
Орнелас работал в «Натрона Пауэр» по понедельникам и пятницам, и еще у него была вторая, ночная работа — чинить седла, а в те выходные он как раз решил покопаться на собственном клочке земли, который получил в наследство от матери. Когда Элк прижал его, парень уже две ночи как не спал, только что прикончил восьмую банку пива и как раз откупорил девятую. В нашем штате закон не запрещает пить за рулем. Предполагается, что у людей есть какие-то мозги.
Потом копы сказали, что это Орнелас подлил масла в огонь, потому что он вывалился из своего грузовика, уже целясь из винтовки в направлении Элка и водителя пикапа Фаунта Слинкарда, и что первый выстрел продырявил Слинкарду заднее стекло. Водитель пикапа заорал своей девчонке, чтобы та принесла ему из машины его револьвер, но она сидела у переднего колеса, скрючившись и обхватив голову руками. Барри крикнул: «Берегись, ковбой!» — и побежал через дорогу. Машин не было ни одной. То ли у Слинкарда, то ли у его попутчицы все-таки оказался в руках револьвер, но его уронили. Орнелас выстрелил еще раз, и в испуге и гвалте никто не понял, зачем он это сделал и что было потом. Кто-то подобрал револьвер Слинкарда. Барри валялся пьяный в кювете через дорогу и видеть ничего не мог, но потом говорил, что насчитал, по меньшей мере, семь выстрелов. Какая-то из женщин истошно вопила. Кто-то громко сигналил. Телята мычали и бились о стенки трейлера, один из них поранился, и в воздухе запахло кровью.
К тому времени как подоспели копы, Орнеласу уже прострелили горло, и хотя он не умер, но ясно было, что певец из него теперь никакой. Элк был уже мертв, Джозанна тоже, рядом с ней на земле лежал «Блэкхоук».
Знаете, что я думаю? Как сказал бы Райли, Джозанне представился случай, и она им воспользовалась. Поддаться темному порыву гораздо легче, чем кажется, приятель.
Губернаторы Вайоминга
Уэйд Уолс
Гроза была сильной, но недолгой. По улице еще струилась вода, когда в серой громаде тучи забрезжили голубоватые прорехи. Из машины никто не выходил. Роуни припарковалась неподалеку от автобусной остановки, рядом с газетным киоском. С неба упали последние капли, распластавшись на капоте. Без двадцати пять, кряхтя и пыхтя, подъехал автобус из Денвера. Из него вышло одиннадцать пассажиров, Уэйд Уолс был последним. Роуни опустила стекло и окликнула его по имени, но он лишь искоса глянул на них. Они смотрели, как он переходит улицу и открывает двери бара «Рейнджер».
— Это он? Что он там забыл? — Ренти продолжала жевать жвачку до тех пор, пока та жалобно не заскрипела у нее во рту.
Ренти — невысокая худенькая неопрятная женщина в черных облегающих штанах и грубых мужских
