На перемещение армии, как и на ее подготовку к боям, требуется не один день, поэтому Гетман сразу же написал приказы командирам корпусов Бабаджаняну и Дремову о перемещении тяжелой техники поближе к железной дороге. Курвиметром выверенное расстояние от Львова до Люблина составляло: по прямой 300 километров, по дорогам — 450–500. Время на перемещение войск ограничено — 5 дней. Армия прибыла к новому месту дислокации в установленный срок.
И снова началась учеба, как в Немировских лесах. Подготовка армии в наступление строилась с учетом замысла предстоящей операции, в которой танкистам отводилась одна из главных задач — введение армии в прорыв, разгром опорных пунктов противника, их захват и закрепление.
Устную ориентировку о замысле операции командование армией получило на военной игре в штабе фронта. Замысел сводился к следующему: разгромить варшавско-лодзинскую группировку противника и выйти на линию Лодзь. В дальнейшем наступать на Познань и выйти на линию Бромберг — Познань и южнее, чтобы занять исходное положение для выполнения основной стратегической цели — взять Берлин и закончить войну[220].
Задача у фронта была непростая. Ведь противник тоже готовился ответить ударом на удар. Гитлеровские генералы считали, что глубоко эшелонированная оборона в 500 километров — «Восточный вал» — будет недоступна для советских войск. Это как-никак семь укрепленных полос. В дополнение ко всему местность на всем протяжении изобиловала реками, озерами, заболоченными участками. Их было особенно много в полосе Бельско-Польской и восточной части Бранденбургской равнины. Кроме Вислы и Одера, части Красной Армии должны преодолеть реки Пилицу, Варту, Обру, речки Джевичку, Равку, Бзуру, Нер, Верешницу, Могильницу, Плейске. Словом, большевики должны увязнуть в Померанском и Мезеритцком укрепленных районах.
Чтобы этого не случилось, фронтовая разведка и разведывательный отдел 1-й гвардейской танковой армии внимательно следили за действиями противника, за перемещением его войск — танковых, моторизованных и пехотных дивизий.
В ходе летне-осеннего наступления советских войск на Висле было создано два плацдарма — мангушевский и пулавский. С них и намечалось провести наступательную операцию. Немцы все время пытались сбросить оттуда наши части, но безуспешно. Вскоре сами перешли к жесткой обороне.
Начавшееся наступление 3-го Белорусского фронта на гумбиненском направлении вынудило противника перебросить туда танковую дивизию «Герман Геринг». Две танковые дивизии — «Тотенкопф» и СС «Викинг» — были переброшены на усиление войск в Венгрии, 19-я танковая дивизия, основательно потрепанная в предыдущих боях, направлена в район Радома на доукомплектование. Таким образом, к началу наступления 1-го Белорусского фронта противник, занимая оборону силами 9-й армии генерала фон Лютвица в районе Хотулов, западнее Варшавы, и Бойска Зволень, располагал достаточно крупными воинскими соединениями. 9-я армия имела в своем составе 8-й армейский корпус и три танковых — 46, 56 и 40-й резервной дивизии.
Начальник Генштаба сухопутных войск Германии Гудериан, понимая, что советские войска будут бить в направлении Варшавы и Лодзи, начал создавать резервы между реками Висла и Пилица, усиливая 1-ю танковую армию генерал-полковника Хейнрици, которая является связующим звеном между группой армий «Юг» и группой армий «А» (командующий генерал Гарпе). К 1-й танковой армии примыкали 17-я армия генерала Шульца и 4-я танковая генерала Балька.
Гудериан создал здесь действительно крупные силы, хотя моральный дух у немецкой армии был уже основательно подорван. Пленные немецкие солдаты не раз отмечали, что «Берлин сильно разрушен, непрерывные налеты авиации отражаются на психике населения», «гражданское население начинает считаться с возможностью вступления русских войск в Германию».
Солдат из 27-го саперного батальона 17-й танковой дивизии был более откровенен: «Солдаты, кроме членов национал-социалистской партии, в победу не верят. Русские наступают такими темпами, что неизвестно, где немецкая армия остановится в своем отступлении. Многие солдаты считают, что дело Германии проиграно, и воюют только под страхом расстрела. В стране порядок поддерживается эсэсовцами во главе с Гиммлером. Ежедневные бомбардировки, разрушающие целые города, сообщения с фронтов о потере родственников создают в народе подавленное настроение. Многие стали ждать прихода русской армии как освобождения от войны»[221].
Показания пленных говорят о многом. А ведь еще совсем недавно они топтали нашу землю своими коваными сапогами, грабили и убивали людей, в пьяном угаре орали песни победителей. Но «блицкриг», о котором говорили Гитлер и его клика, не состоялся, наступало похмелье, боязнь за то, что придется расплачиваться за свои злодеяния не только на территории СССР, но и в других странах.
О приближающейся катастрофе говорили солдаты, офицеры, а генералы помалкивали, хотя тоже понимали, что гитлеровской авантюре приходит конец. Вот и генерал Типпельскирх, давая оценку соотношению сил — советских и германских — к январю 1945 года, писал: «В целом соотношение сил было таково, что успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был еще лишь масштаб грозящей катастрофы»[222].
Недооценили тогда гитлеровские стратеги экономического потенциала Советского Союза — вот и просчитались. Противостоять войскам Красной Армии было уже не так просто. На главном стратегическом направлении армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов превосходили гитлеровскую группу армий «А»: в живой силе в пять с лишним раз, в орудиях и минометах — почти в семь раз, в танках и самоходно- артиллерийских установках — в шесть раз[223].
Только 1-я гвардейская танковая армия насчитывала 40 300 человек, 752 танка и САУ, 620 орудий и минометов, 64 реактивные установки.
Катуков возвратился из госпиталя 3 января 1945 года и сразу же стал входить в курс всех армейских дел. Первым делом побывал на мангушевском плацдарме, откуда предстояло бросать в бой армию, осмотрел местность, прикинул возможности переправы войск через Вислу. По возвращении с плацдарма вызвал к себе своего заместителя генерала Гетмана и возложил на него всю ответственность за переброску частей в выжидательный район с последующим перемещением на исходные позиции.
Разговор с командармом происходил в присутствии начальника штаба Шалина. Он был недолгим, корректным и официальным. Кому из них и когда пришла в голову мысль о том, чтобы Андрей Лаврентьевич, пока Бабаджанян не освоится с обязанностями комкора, взял над ним своеобразное шефство?
Гетман понимал, что на первых порах Бабаджаняну будет не просто управлять такой массой войск: в первый день наступления выйти к реке Пилице, форсировать ее на второй день и захватить плацдарм на рубеже Цегельня — Белезна-Нова, на третий день овладеть узлом дорог в районе Равы-Мазовецкой.
Вспоминая об этом поручении, Андрей Лаврентьевич писал: «Важную роль в выполнении этой задачи командование армии отводило 11-му гвардейскому танковому корпусу, в связи с чем мне, как бывшему командиру этого корпуса, а теперь первому заместителю командующего армией, было предписано находиться с войсками полковника А. Х. Бабаджаняна»[224].
Танковая армия вводилась в прорыв на участке армии Чуйкова, она должна была стремительным ударом прорываться на северный берег реки Пилицы, продвигаясь до реки Бзура в районе Ловича, обеспечить успех войскам фронта по окружению и уничтожению варшавской группировки противника. В задачу армии входило также уничтожение подходящих с запада его резервов.
Действия танков на направлении главного удара обеспечивали 2-я гвардейская и 11-я штурмовая авиационные дивизии, а с выходом армии в выжидательный район ее прикрывал 3-й истребительно- авиационный корпус. В общей сложности это было 2500 самолетов. Такого авиационного обеспечения еще не было никогда!
До наступления оставались считаные дни. Штаб отрабатывал последние документы: общий план операции, боевые приказы, план ввода войск в прорыв и бой в глубине обороны противника, схему боевого порядка армии при вводе ее в прорыв, планы взаимодействия с пехотой, авиацией и пр. Таких планов при наступательной операции бывает больше десятка. Они касаются различных отделов и служб, а также конкретных людей, отвечающих за их исполнение.
