События опрокинули этот расчет, не отвечающий обстановке ни с точки зрения имевшегося в распоряжении времени, ни с точки зрения используемых сил»[227].
Успех наших войск был несомненным. С каждым часом к реке Пилица подходили танковые, артиллерийские и мотострелковые части. Разгромив по пути немецкие опорные пункты и закрепившись на юго-западном берегу, передовые отряды готовились к переправе, чтобы начать преследовать отошедшие к Раве-Мазовецкой, Глухову и Ольшовцу немецкие части 251-й пехотной, 25-й и 19-й танковых дивизий.
Катуков по-прежнему держал на переправе своего заместителя Гетмана, требуя от него как можно быстрее «протолкнуть» через Пилицу не только передовые отряды, но и всю армию. Положение здесь оказалось сложнее, чем на Висле. Мосты на реке, куда вышли войска, были взорваны. Предстояло навести понтоны. Только как? Толщина льда достигала 20–25 сантиметров. Гетман решил взрывать лед, с этой мыслью он помчался на берег.
«На рассвете 16 января ломаем голову с Гусаковским, как через замерзшую Пилицу навести понтонный мост, ничего толкового придумать не можем, — писал Бабаджанян. — Вдруг откуда ни возьмись как с неба свалился на своем „виллисе“ заместитель командующего нашей армией генерал А. Л. Гетман.
— Как вы могли сюда попасть, Андрей Лаврентьевич, ночью, без охраны? — ошеломленно только и мог спросить я.
— Иду в прорыв и не могу остановиться, — отшутился А. Л. Гетман. — Лед, лед надо подрывать, прикажите сюда саперов, — посоветовал он и исчез вместе со своим „виллисом“ так же внезапно, как и появился»[228].
Не только в первые месяцы командования корпусом, но и до конца войны Армо Бабаджанян с благодарностью принимал любую помощь Андрея Лаврентьевича: командовать корпусом он был явно не готов. Корпус и бригада — величины несравнимые, а опыт командования крупными соединениями приходит со временем. Это — прописная истина. Но уж коль свалился на плечи такой груз ответственности, нести надо было его до конца.
Не прошло и часа, как саперы, подорвав лед, принялись наводить понтонные мосты на Пилице, а Гетман уже тем временем находился в корпусе Дремова, который вел бой по окружению и уничтожению в районе Нове-Място небольшой группировки немцев человек около 2 тысяч. Это были разрозненные части из 251-й пехотной, 25-й и 19-й танковых дивизий.
Узнав, что здесь, на Пилице, снова появилась 19-я танковая дивизия, Андрей Лаврентьевич был удивлен до крайности: эту дивизию трепали под Смоленском и Великими Луками, били под Томаровкой и Борисовкой, на Днепре и под Одессой, а она снова возрождается. Он даже усомнился в том, что это 19-я танковая. Дремов развеял его сомнения: на башнях машин нарисована все та же латинская буква «Зет», да и пленные не скрывают названия своей части.
Правоту Дремова подтверждала и одна из армейских сводок, составленная на основании разведывательных данных: «Всего за период с 15 по 31 января 1945 года перед фронтом армии отмечено до 250 танков и штурмовых орудий, принадлежащих 19-й и 25-й танковым и 251-й пехотной дивизиям, а также гренадерской дивизии „Бранд“ и 920-й учебной бригаде штурмовых орудий» [229].
На переправах через реку — большую или малую — всегда что-нибудь происходит. Случается и такое, что войска теряют боевую технику. Чтобы ускорить форсирование Пилицы, было принято решение пропустить часть танков и самоходных установок вброд. Разведчики быстро нашли такое место.
Решение, конечно, было рискованное. Опыт пропуска танков вброд на небольших реках у армии был, но происходило все это в летнее время. А теперь зима, даже взорвав лед, промерить дно было не так просто. «Когда саперы взорвали лед в районе брода, там образовалась полынья, — писал Гетман. — По ней и двинулись танки.
Их переправу прикрывали огнем и маневром 1-й танковый батальон майора Ф. П. Боридько и самоходно-артиллерийский полк подполковника П. А. Мельникова. Им удалось в значительной мере подавить вражескую артиллерию, пытавшуюся с северного берега препятствовать форсированию. Но никто не мог помочь переправляющимся вброд танкистам в борьбе с заполнявшими полынью глыбами льда. Они обступали танки, громоздясь до самых башен. Лед попадал под гусеницы, и они буксовали. Кроме того, до самых выхлопных труб поднималась вода, грозя залить моторы.
Чрезвычайно трудно было преодолевать реку в таких условиях. Но танкисты упрямо вели свои боевые машины, спеша на северный берег. Ведь промедление грозило потерей плацдарма»[230].
Переправа по дну реки не радовала генерала Гетмана: на дне осталось 5 танков и 2 самоходки. Он не стал распекать ни комбрига Гусаковского, ни командира 1454-го самоходно-артиллерийского полка подполковника П. А. Мельникова, чьи танки и СУ остались в воде, а строго-настрого приказал «выудить» затопленную технику и поставить ее в строй.
Никто не посмел оправдываться: черт дернул механика-водителя первой машины уйти немного в сторону от обозначенного прохода. А там уж глубины побольше, вот и захлебнулся мотор. За первой машиной остановились и остальные. Подполковник Мельников заверил: пока передовые отряды подойдут к Ловичу, эвакуаторы извлекут все танки и самоходки.
На переправе передовые отряды не задержались, ушли дальше. За ними тянулась вся армия. Разгромив опорный пункт немцев у городка Одживул, форсировав вброд речку Джевичку, командир 6-го отдельного мотоциклетного полка подполковник Валентин Мусатов, сбивая танками и самоходными установками очаги сопротивления, вел разведку в направлении крупного польского города Лодзь.
В полосе наступления 1-й гвардейской танковой армии противник не прибегал к массированному применению танков, хотя и имел в своем распоряжении до 150 машин типа T-IV и T-V, но использовал их для непосредственной поддержки пехоты, а в населенных пунктах и оборонительных рубежах прибегал к засадам.
В отдельных случаях мелкие группы танков, попавшие в окружение, пытались контратаковать с целью пробиться к своим войскам, но они либо уничтожались нашими танками и артиллерией, либо захватывались. Иногда немцы не имели ни бензина, ни боезапаса.
Раньше танковая армия нацелена была на Лович — Кутно, неожиданно командующий фронтом Г. К. Жуков изменил острие ее главного удара на Познань — Поддембице. Это связано было с тем, что на правом крыле фронта сложилась благоприятная обстановка и появилась возможность взять город-крепость Познань. Армия перестраивалась на ходу.
Подводя итоги первых дней наступления, маршал говорил, что противник разбит, уже не в состоянии оказывать серьезное сопротивление нашим войскам, но драться еще будет на оборонительных рубежах Жнюц-Лавека, Радзеюва, Коло и на реке Варте. На фронте действует не более 50 немецких танков и около 150 самолетов[231].
Войскам фронта поставлена задача: танковым армиям и танковым корпусам в течение трех дней выйти на линию городов Торн и Коло и выйти к реке Варте, упредить резервы противника, стремящегося захватить оборонительные рубежи в этом районе.
На быстрый выход к реке Варте нацелена была и армия Катукова. Сюда же отступали и войска, выбитые 17 января 1945 года из Варшавы. И Катукову, и Рыбалко предписывалось принять все меры, чтобы не допустить объединения варшавской немецкой группировки с подходящими к Варте резервами.
Решение этой задачи во многом зависело от продвижения вперед отрядов Гусаковского, Темника и Мусатова, которые уже действовали за старой линией обороны немцев, прикрывавшей дальние подступы к границам Германии.
В один из январских дней у Згежа Гетман встретил командира 6-го отдельного мотоциклетного полка Валентина Мусатова, своего давнего друга, сослуживца по Дальнему Востоку. Они давно не виделись и оба были рады случайной встрече. На вопрос «куда путь держим?» Валентин Николаевич вынул из полевой сумки карту и, разложив ее на борту СУ-57, показал на ряд городов — Унеюв, Коло, Конин. Потом, проведя карандашом линию в сторону реки Варты, остановился на Познани. Это означало, что разведка идет все время впереди армии.
Встречу друзья отметили традиционными ста граммами, как это было принято на фронте, пожелали друг другу здоровья и боевых успехов, на этом и расстались, назначив очередную встречу в Познани.
