(Crieur) — газету Crieur всегда кричат в 4 ч. 3 м<инуты> — и т. д. и т. д., но конца нету.
Читаю вслух (в комнате множество народа, несколько дам), почерк ужасный, мушиные лапы, листков — оказывается — бесконечность. Еще два чека: на сто и на пятьдесят долларов — между листками — точно награда за прочтение, либо: внутреннее условие даяния.
После, мое утверждение: — Можно убить, но писать нужно хорошо (разборчиво). Непонимающий одобрительный смех как после парадокса (т. е. обычного моего высказывания — наяву). Я, невзирая: — Нет, не так: убить еще не дает тебе право плохо писать! (Всё это не о содержании, а о почерке.)
У меня особый дар идти с собой (мыслями, стихами, даже любовью) как раз не-к-тем.
За последнее время мне на письма, равняющиеся событиям, не ответили:
Зигрид Ундсет (die Frau, die keine Blume war[185] — лейтмотив —)
и
Мак-Орлан[186]
(на мою хвалу его человечности)
— писатели, цену такому письму, т. е. цену души такого письма (как в Библии — цену крови) знающие.
Кому же не отвечать — как не им — мне?
Оставьте меня, потрясения, войны и т. д. У меня свои события: свой дар и своя обида — о, за него, не за себя.
Летопись своей судьбы.
Свое самособытие.
Войны и потрясения станут школьной невнятицей, как те войны к<отор>ые учили — мы, а мое — вечно будет петь.
Сегодня меня в первый раз в жизни (трогала — всех) укусила собака — черная, с желтыми надглазниками, лже-Подсэм — через решетку чужого сада. До крови. За то, что я ее, будучи незнакома с ней и невзирая на ее рычание, погладила.
(Потом эта собака, честное слово! каждый раз, когда я проходила, пряталась.)
В ауру начинаю верить из опыта: кто же, как не она, рознит и роднит меня с людьми еще до слова, до поступка.
Лицо, походка, одежда?
Тоже аура, т. е. неизбежное (у меня).
Что-то от квакера, который бы согрешил с цыганкой.
(я)
Мур: — Я хочу крутое в смятку.
Благородство и богатство слова гость: и купец (заморский) и гость (у блудницы) — и небесный гость.
Quand on a un enfant qui est mort de faim, on croit toujours que l’autre n’a pas assez mange.
On n’a jamais eu un enfant, on l’a toujours.[187]
Свысока высокой насыпи…
На высокомерной насыпи
Счастья — могшего бы быть
Какие-то жены — каких-то Карлов,
Которые счетом — которых счетом?
(в тонах янтарных, а м. б. — в цепях янтарных — о Карловом Тыне)
— «Женщина не может одна».
— Человек — может.
Для Карлова Тына:
Внизу городочек
Прильнул собачкою…
SANTE[188]
При входе на улицу — занесенный кулак фонаря. Справа наискосок стена с плющем и густой сад. Недоходя до тюрьмы дом с акациями. — Что ты думаешь, старый дом? Стена углом, т. е. на две стороны от Sante — только трубы торчащие, как тощие шеи и кулаки. Ворота — въезжает фургон. Дальше по Sante справа — как последняя новость — Deces — Кончины — лавка естественных смертей, старушка с цветами (для естественных смертей). Недоходя — Bd. Arago — где-то вблизи казнят. Там же, против ворот — столовая.
С конца Sante виден Пантеон. Но что спрашивать с Пантеона, когда небо…
Никогда меня слово не заводило, но часто (предопределял) размер и (уносил) ритм.
Мур
— Мама, а мы — нищие?
