подогревом.
Поняв, откуда взялся этот экзотический вкус, Клара поспешно поставила стакан на стол. Только теперь она заметила, что сидящий через два стола шкафоподобный мужичок с низким прикрытым челкой лбом и глубоко посаженными маленькими бесцветными глазками в распахнутой до пупа рубахе с оторванными пуговицами, радостно демонстрирует ей остатки гнилых прокуренных зубов и жестикулирует, стараясь привлечь ее внимание. Поймав ее взгляд, он лихо подмигнул, взял со стола заляпанный стакан с остатками темно-рубиновой полупрозрачной жидкости и ополовиненную бутылку с надписью «Анапа», поднялся и, подойдя к ее столику, развязно плюхнулся на стул.
— Я вас не приглашала. И вообще я не знакомлюсь с незнакомыми мне людьми.
— Да, ладна те… Давай махнем по стопарю, красотка, — радушно предложил он, — да в лесок пойдем.
— Зачем, — из чистого любопытства спросила Клара, — хотя нехитрый ход мыслей аборигена ей и без того был ясен.
— Грибы собирать, — заржал абориген, — а заодно и на травке покувыркаемся. Ну, чо ломаисси?
— Я занята, — бросила Клара.
— Энто кем? Энто хто же у нас завелси такой смелый? — удивился тот, явно считающий себя первым парнем на деревне и, по совместительству, самым крутым в этом городке. — Ты скажи, и мы ему враз укорот сделаем, а тя ослобоним от евойных домогательств.
Клара представила, как шкафоподобный медленно, стесывая сучки своим гузном, сползает вниз по сосне, на которую она закинет этого грибника, стоит им оказаться наедине с дикой природой. Но это ее не вдохновило. Подобные развлечения ей уже давно надоели. «Обойдется сломанной челюстью, некогда мне разгуливать», — решила она.
Дверь открылась, и на пороге появился Ковалев.
— Вот и мой кавалер, — поднимаясь сказала Клара.
Мужичок сник и ссутулился, стараясь стать незаметным.
— Извиняйте, ошибочка вышла, — пробормотал он, сгребая со стола свой стакан и бутылку и возвращаясь за свой столик. При этом он привычно сложил руки за спиной, и часть жидкости из стакана выплеснулась ему на брюки.
Ковалев извинился за задержку и подвел ее к странной трехколесной повозке, которую он назвал мотоциклом. Усадив Клару в коляску, он помог ей надеть шлем, чем-то напоминающий рыцарский, но без всяких там украшений, застегнуть полог и, посоветовав опустить щиток на шлеме, сел на сиденье, взялся за руль и крутанул рукоятку. Раздался оглушительный треск и мотоцикл, набирая скорость, тронулся в путь.
Дорога через лес, по которой они ехали, была грунтовой, но хорошо накатанной. Так что доехали они относительно быстро — всего за каких-то пару часов. Правда временами так трясло, что Кларе казалось, будто она едет на взбесившемся драконе, но в целом путешествие ей даже понравилось.
Подъехав к длинному дощатому сооружению, которое Ковалев назвал станцией, он свернул с дороги к торцу сооружения и заглушил мотоцикл. Клара огляделась.
Через дорогу начинались одноэтажные дома, окруженные заборами. Вдали виднелись более высокие здания — двух, трех и даже пятиэтажные.
С другой стороны станции была длинная узкая каменная площадка, а за ней на уложенных на землю черных, но явно деревянных прямоугольных чурбаках лежали две невысокие металлические полоски. Расположенные на равных расстояниях чурбаки и лежащие на них железные полоски приходили из-за горизонта с одной стороны, и уходили за горизонт в другую сторону, образуя лежащую на земле ровную ленту. Немного отступив от нее, шла вторая такая же лента.
Увидев, куда она смотрит, Ковалев сказал:
— Это железная дорога. По ней вы поедете в Москву. Пойдемте. Надо взять билет, а то скоро поезд придет.
Они вошли в дощатое здание. Внутри был один большой зал, в котором стояло несколько скамеек и бак с надписью «Питьевая вода». У двери, через которую они вошли, висел деревянный щит, озаглавленный непонятным словом «Расписание». Справа от входа в стене, пересекавшей помещение поперек, под надписью «Касса» было маленькое окошечко, забранное металлической решеткой из толстых прутьев и закрытое изнутри деревянной дверцей. На дверце висел бумажный лист с корявой надписью «Билетов нет».
Ковалев подвел Клару к кассе и постучал в окошечко.
— Не стучите. Вы что, неграмотные? Нету билетов, — раздался раздраженный голос, невнятно выговаривающий слова. После паузы голос добавил:
— И не будет.
Ковалев снова, уже настойчиво, постучал в окошечко. Дверца с треском распахнулась, и в окошечке показалось покрасневшее от возмущения женское лицо. Увидев Ковалева, женщина поперхнулась и, что-то дожевывая, уже на тон ниже повторила:
— Нету билетов.
— Нам один до Москвы на архангельский, — сказал Ковалев, и непонятно добавил, — по брони.
— А, это вы? Уж извиняйте, есть только плацкарта.
Ковалев посмотрел на Клару. Та, не поняв, что такое «плацкарта», согласно кивнула.
Взяв билет, они вышли на улицу, где прохаживаясь по перрону — так назвал Ковалев узкую каменную площадку, расположенную у железной дороги — дождались поезда. Ковалев помог Кларе подняться в вагон и найти свое место. У нее оказалось нижнее место, и Клара расположилась у окна, с наслаждением вытянув ноги. Пожелав счастливого пути Ковалев приложил руку к головному убору, повернулся и ушел. Вскоре Клара увидела его идущего по перрону к двум курящим полицейским, как она определила по их форменной одежде, такой же, как у Ковалева. Поговорив с ними о чем-то Ковалев сел на мотоцикл и уехал.
Вскоре эти двое, побросав окурки на землю, пошли к соседнему вагону. Послышался стук закрываемых дверей. Затем раздался металлический лязг. Вагоны дернулись и медленно тронулись с места. Клара смотрела, как неспешно, плавно набирая скорость, уплывает назад здание станции.
И вот теперь поезд нес ее куда-то в какую-то Москву, где ее кто-то встретит.
Лес сменялся полями, за которыми снова шел лес. Изредка мелькали маленькие деревеньки, поселки и небольшие городки. Несколько раз поезд — так назвал сержант Ковалев этого длинного железного червя — проносился по грохочущим мостам над реками, неторопливо текущими между поросших кустарником берегов. Иногда вдруг с ревом набегал встречный поезд, и тогда Клара отводила взгляд от мельтешащих окон встречного поезда, вызывавших у нее легкую тошноту.
Клара, с любопытством смотревшая в окно, вскоре стала недоумевать, почему все маленькие станции, которые поезд проскакивал без остановки, называются одинаково — «Кафетерий», и как же пассажиры узнают, на каком «Кафетерии» им надо выходить.
В вагоне было людно, пахло углем, табачным дымом, потом, едой и несвежими портянками. Слышались разговоры, смех, звон стаканов, а из соседнего купе доносился тихий храп. Неумолкающий стук колес задавал ритм разговорам и всей внутривагонной жизни. Иногда вагон вздрагивал, мотаясь из стороны в сторону. Время от времени хлопала дверь ближнего или дальнего тамбура и по проходу проходили люди из соседних вагонов.
Наступила ночь, и вагон затих, просыпаясь только на остановках, когда одни пассажиры, похватав вещи, спешили на выход, а другие, севшие в поезд, занимали освободившиеся места. Некоторое время шла суета, хлопанье полок, шорох расстилаемых влажных серых простыней, а потом снова все затихало, и устанавливалась тишина, изредка прерываемая чьим-нибудь всхрапыванием, да ревом налетающих встречных.
Несмотря на непривычность обстановки Клара, которую годы странствий приучили спать в любом месте и в любом окружении, неплохо выспалась. За ночь число пассажиров в вагоне уменьшилось, даже
