С небес об землю

Так отплясывали лихо,
Что румяная Луна в небе задрожала
И на бедного слона кубарем упала.
Вот была потом забота
Из болота тащить бегемота
И гвоздями к небесам приколачивать.

— Желаете высокую классическую поэзию? Пожалуйста. Некрасов и Лермонтов в одном флаконе. Прошу. Два в одном.

Однажды, в студеную зимнюю пору
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Вскормленный в неволе орел молодой.

И шествуя важно в спокойствии чинном
Мой старый товарищ, махая крылом,
В больших сапогах, в полушубке овчинном
Кровавую пищу клюет под окном.

— Здорово, парнище!
— Ступай себе мимо.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно.
— Откуда дровишки?
— Из лесу вестимо,
Как будто со мною задумал одно.

— Желаете идущие от сердца пламенные строки об моей тяжелой жисти? Прошу.

Стреножен конь — на пастбище пасется.
Корова в стойле молоко дает.
И, променяв свободу на довольство,
Собака службу на цепи несет.

Тепло в хлеву. И сытно у кормушки.
Заплыли жиром. Взяли лишний вес.
И кормят нас за то, что мы послушны.
И нас едят с приправою и без.

А дичь стреляют — нет у ней хозяев.
Живет надеждой, не имея прав.
И потому и травят, и гоняют.
Иль жизнь отдай, или сломай свой нрав.

На небе тучи силы набирают.
Трудна дорога. И нелегок путь.
И от орлов, которые летают,
Привет орлам, которые клюют.

Солнечный луч, пробившийся сквозь облака, окутал Светкины волосы золотистым сияньем, и я умолк, невольно залюбовавшись этой картиной.

Светка с подозрением оглянулась на меня.

— Орел ты мой летающий. Что-то ты подозрительно примолк.

— Я любуюсь твоим светлым образом и золотым дождем, пролившимся с небес. Только гляди у меня, я ужасть какой ревнивый. Зевес там, или не Зевес, мне без разницы. Враз с Олимпа полетит, как фанера над Парижем. Как пел Высоцкий: «Ох, я встречу того духа. Ох, отмечу ему в ухо». А то был на моей памяти уже исторический прецедент. С Данаей. А потом пошли там всякие Персеи, данаиды, данайцы и пословица: «Бойтесь нанайцев, дары приносящих». А может, поговорка. Не помню точно. Всех Богов разгоню улицы чистить. И буду поклоняться одной единственной Богине.

Тебе как, жертвы человеческие приносить, или гимнами обойдешься?

Нет, ты не просто Богиня. Ты живое олицетворение сразу двух Богинь древнегреческого пантеона — Ники и Венеры. И в тебе удивительно гармонично слились их основные черты, коренным образом отличающие их от всех остальных Богов и Богинь вместе взятых и помноженных друг на друга.

— Это какие же? — заинтересованно спросила Светка.

— Светик, нельзя быть такой темной. Вспомни классические шедевры классического древнегреческого искусства — Нику Самофракийскую и Венеру Милосскую. Что их отличает от всех других?

— Ника, насколько я помню, Богиня Победы, а Венера — Богиня Любви.

— Ты права, радость моя. Но если посмотреть на их овеществленное воплощение, то сразу бросаются в глаза их характерные особенности — одна без рук, а другая без головы.

Увернувшись от подушки, я бросился в ванную. Это было опрометчиво. В ванне уже танцевал в воздухе душ, дожидаясь меня. Он сделал выпад королевской кобры, но я увернулся. Рядом, переступая короткими ножками, тяжело заворочалась ванна. Я пулей вылетел в коридор.

— Сдаюсь! Так не честно. Все на меня одного бедного. Как тяжело, когда жена дома. Особенно, если она волшебница. Молю о пощаде. Ты самая, самая. Самая лучшая, самая любимая моя ведьма. И я никому не скажу, что ты колдуешь прямо на дому без лицензии. Что нам Дневной дозор. Наш дом — наша крепость.

— А ты не называй меня безрукой и безголовой, всю такую белую и пушистую.

— Как пишут в Интернете: «Если вы белая и пушистая, то вам в солярий и на эпиляцию».

Светка подошла ко мне и закинула руки на плечи.

— Ты правда меня любишь?