Смену за сменой она по произволу творит.
Кажется, – высшее благо, но близко беда, и, напротив,
Беды достигли высот, – благо, глядишь, впереди.
Беды отважно сноси и не делайся дважды несчастным,
Не торопись умирать: благо вернуться должно.
Не безрассудство ль в тебе – полагаться на долгую старость,
Если и часа в твоей жизни надежного нет?
Ну, хорошо, суждены тебе долгие Нестора годы, -
Долгие годы всегда полнятся множеством бед.
Пусть избежал ты всего, чем терзается возраст зеленый, -
Старость, согнувшись в дугу, долгую горечь несет.
Но чтобы поздних годин (никому не давалось такое),
Мог ты достичь, от себя всякое зло удали.
Этого мало однако. Где Нестора годы сегодня?
Даже из стольких годов нет ни единого дня.
Горе терпящий, держись: и судьба это горе развеет.
А не развеет, так смерть сделает это тебе.
Мы пустословим, и смерть далеко, далеко – полагаем,
Но в средоточье нутра тайно сокрыта она.
Может быть, в тот самый час, как на свет мы рождаемся только,
Вместе, стопою одной, жизнь к нам крадется и смерть.
Тайно какую-то часть, что его самого отмеряет,
Час твоей жизни любой сам же у жизни крадет.
Мало-помалу уходим, в одно мы мгновение гаснем, -
Масла лишенный, вот так гибнет светильник во тьме.
Хоть ничего и не губит, но время само смертоносно.
Вот мы теперь говорим, и умираем меж тем.
Только богатства души настоящим считаю богатством
И у того, кто себе пользу извлек из богатств.
Этого мы богачом, а того по заслугам обильным
Мы именуем, кто зрит средств примененье своих.
Но если кто-то один сожигаем лишь камешком счетным,
Жалкий, кто алчет всегда, множа богатства свои,
Тот, как пчела, просверливши отверстия сот изобильных,
В улье потеет своем, – мед же другие едят.
Пусть никакая тягота не сгубит беднягу-рассудок.
Если долга, – то легка, а тяжела – коротка.
Обе тяготы, увы, низвергают беднягу-рассудок.
Долгие все – нелегки, краткие все – тяжелы.
Бредит во сне, кто считает, что будто богат он; и видит,
Смертью своей пробужден, сколь он и сразу же нищ.
Кто бы ты ни был, жестоко теснимый людскою враждою,
Все же надежду лелей: горе она облегчит.
Или Фортуна, вертясь, тебе лучшую выделит долю, -
Так, разогнав облака, в блеске является день.
Или же, мстя за свободу, при скрежете злобном тирана,
Смерть милосердной рукой грозный удар нанесет.
Это свершив (да и больше, чем ты пожелал бы), немедля
Прямо повергнет его наземь под ноги твои.
Он обладатель богатств и надутый безумною спесью,
Он необуздан всегда перед толпой холуев, -
Здесь уж не будет свиреп и, как некогда, ликом надменен,
Будет несчастен, уныл, нищ, безоружен, один.
Разве когда-либо жизнь тебе это дала? Вот превратность:
Смеха достоин теперь тот, кто страшилищем был.
Скорбное сердце мое, погруженное в бедствий пучину,
Ты разорвись: и конец пусть твоим мукам придет.
Раны своей госпоже ты яви, исходящие кровью.
Нас одна лишь она скоро разлучит двоих.
Так, о несчастный, сколь долго рыдать я и сетовать буду!
Смерть, ты приди и избавь от громоздящихся бед.
Боги благие, какие мне сны этой ночью приснились!
Мира махина в тот миг рухнула, разом упав.
Феба не стало сиянья, не стало сияния Фебы.
Вот уж и землю накрыл моря поднявшийся вал.
Дивное диво, – но вот мне послышался голос и молвил:
'Слушай, подруга твоя свой не сдержала обет'.
