Скорей, чем из дворца домой ты явишься.
Но пусть грозит Венера, пусть страшит меня
Другой любовью, несчастливей в будущем,
Чем к Дафне страсть, мной прежде пережитая,
Коль что-нибудь кому-то разболтаю я,
Что о себе, как муже, раньше я сказал.
Итак, о том не ведай; судьбы прочих дел
Тебе открою. Впрочем, коль в делах жены
Вразрез с твоим случится что-то мнением,
Всем это станет явным прежде, чем тебе.
Что ты, глупец, средь звезд узнать стараешься
Твоей супруги нравы? – на земле она.
Что смотришь ввысь? Внизу то, что страшит тебя.
Пока ты в небе ищешь, что творит жена,
Та на земле все, что хотела, сделала.
Ты средь созвездий небесных, безумец, следы пролагаешь.
Что ж о деяньях жены в вечном неведенье ты?
Если не знаешь, жена какова, то считай, что стыдлива.
Если ты в том убежден, – значит, тебе хорошо.
Что ж ты стремишься познать, что, постигнутым будучи, ранит?
Что ты, несчастный, творишь собственным рвеньем своим?
Это сплошное безумье. О если бы мог перестать ты
Столь беспокойно искать то, что боишься найти!
Очень далеко Сатурн, и давно он слепой, – уверяют,
Не различает вблизи: камень или мальчик пред ним.
Всходит прекрасная ликом Луна с целомудренным взором,
Дева сама – созерцать может лишь девье она.
Занят Юпитер Европой, а Марс и Венера – друг другом,
Гиркой – Меркурий опять, Дафной своей – Аполлон.
Ясно отсюда, астролог: когда у супруги любовник,
То ничего сообщать звезды не станут тебе.
Что значит внешность, Геркулес! Могу ль ведать?
Красива некрасивая, коль ты – пламень.
Красотка некрасива вдруг, коль ты хладен.
Что значит внешность, Геркулес! Могу ль ведать?
Кандид, воззрившись на звезды, нередко жену проверяет.
Всем прорицатель кричит, что безупречна она.
Снова воззрившись, когда от соблазнов жена убегает,
Всем прорицатель кричит, будто порочна она.
Все, что прельщает несчастных в несчастий исполненном мире,
Вянет, исчезнув навек, гибнет как роза весны.
Нет ни единого здесь, кто бы так был обласкан судьбою,
Чтобы хоть в чем-то его не придавила беда.
Доблесть впивай и презри ты пустую, суетную радость.
Спутник достойной души – верная радость одна.
Мы, как колосья, любым сотрясаемы ветром, и всех нас
Гонят, куда захотят, скорбь, гнев, надежда и страх.
И никакого-то веса людские дела не имеют.
Стыдно, коль нас волновать может ничтожнейший миг.
Разве не глупо страшиться нам смерти – начала покоя,
Если недуги бегут и нищета от нее?
Только единая смерть лишь единожды к смертным приходит, -
Ни к одному из людей дважды она не пришла.
Все же другие недуги, один за другим нападая,
Этого или того трижды, четырежды гнут.
Если бы жизнь у меня до Сивиллиных лет продолжалась,
Помнил бы я и тогда пастыря благость вовек.
Земли в аренду сдает он, больших городов обладатель,
Сотнею слуг окружен, он выступает всегда.
С просьбой пришел я к нему, но и малое он достоянье
Отнял мое, а со мной ласков поистине был.
Я не ушел без того, чтоб не выпить вина из бокалов
Черного, – сам он достал ключ от шкатулки своей.
Шаткая, не соблюдает судьба постоянной дороги,
Крутит, слепая, она вечно свое колесо,
Мило крушить ей вершины, а низкое вдруг возвеличить,
