— Да, черт побери, — отозвался он, голос его был неровным как гранитная поверхность, но не резким. Ладони его оказались под ее расстегнутой фланелевой рубашкой, обхватили бедра, а затем двинулись вверх к ее тонкой талии. Он хотел поднять край ее черного свитера и коснуться ее кожи, он уже представлял себе ее шелковистое тепло, но не был уверен, что, прикоснувшись к ней вот так, сможет остановиться.
Все еще хриплым голосом Шторм невинно спросила, — Но я же не в твоем вкусе. Как я могла потревожить твой сон?
Вульф притянул ее еще ближе, пока она не оказалась на краешке стула, а он не почувствовал, как упругие холмики ее груди коснулись его. Ему хотелось сорвать свою кожаную куртку и отбросить ее, потому что она была одним из препятствий между ними, но он не мог оторвать от нее рук, чтобы сделать это.
— Ты собираешься заставить меня признаться? — прошептал он, взгляд его был прикован к ее чувственным, мягким губам. И он увидел, как они слегка изогнулись в улыбке.
— Я всего лишь задала очень простой вопрос.
— Тогда я на него отвечу. — Голова его наклонилась к ней, глаза его все еще были устремлены на ее губы, а голос стал еще более неровным. — Я решил последовать твоему совету — и расширить свой кругозор.
— Самое время, — прошептала она, как раз за секунду до того, как его рот накрыл ее губы.
Точно как прошлой ночью. Шторм почувствовала где-то глубоко внутри жар, такой сильный и обжигающий, что ей показалось, что она тает и меняется, точь-в-точь как сталь в плавильном тигле. Она преображалась из-за Вульфа и его страсти, из-за своего собственного невыносимого желания, превращаясь в женщину, которая понимала что-то, что раньше было для нее загадкой.
Теперь она знала, что даже сильная и уверенная женщина может пасть жертвой эмоций и чувств. Что можно было протягивать руку к красивому яркому пламени, даже понимая, что сильно обожжешься. Теперь она осознавала, что голод мог быть таким острым, что нужно было утолить его, чего бы это ни стоило.
Он целовал ее с той же жаждой, какую испытывала она, глубокими, невероятно властными поцелуями, и тело ее откликалось независимо от ее желания. Даже через одежду она могла ощущать твердость его груди, прижатой к ее ноющим грудям. Ее поза — она практически обвила его ногами — была такой непристойной, как будто они уже занимались любовью.
Именно этого Шторм и хотела, сильнее чего-либо в своей жизни. Она знала этого мужчину меньше двадцати четырех часов, но не испытывала никакой неуверенности на этот счет. Некоторые вещи были бесспорны, их следовало принимать как данность, как биение сердца.
Поэтому ее отклик был абсолютно неконтролируемым. Она встречала неистовую страсть его поцелуев безудержным желанием, крепко обхватив руками его шею, извиваясь, чтобы прижаться к нему еще ближе, тело перестало слушаться ее. Она совсем забыла о незапертой двери и не слишком озаботилась бы, даже если бы кто-нибудь и напомнил ей об этом.
Вульф и сам позабыл о том, что они не одни. Ее мягкий, соблазнительный рот был таким же горячим как и его, таким же голодным, ее отклик столь сильным, что он забыл обо всем, включая свли сомнения и опасения относительно романа с ней. Ничто не имело значения кроме ощущения ее стройного тела в его руках. Когда она двигалась, обжигавшее его желание достигало такого предела, что он почти терял самообладание.
Наверное, он перестал бы бороться с собой, но резкий сигнал компьютера, такой неуместный, вторгся в его затуманенное желанием сознание, и частично привел его в чувство. Машина говорила, что ей требуется информация — и это заставило Вульфа вспомнить о том, где они.
Он оторвался от ее губ, положил одну из ладоней ей на затылок и прижал ее лицом к своей шее. Ее густые волосы были мягкими и шелковистыми, как у ребенка, и он сражался с желанием зарыться лицом в роскошную золотистую гриву. — Если мы сейчас же не остановимся… — предостерег он ее, голос его был таким резким, что даже ему самому показался рассерженным.
Правда, похоже, Шторм вовсе не боялась его, несмотря на то, как звучал его голос. Она попыталась прижаться к нему еще теснее, издав разочарованный стон, и он почувствовал, как ее теплые губы движутся по его коже. Все его тело как будто сжалось от почти звериного невыносимого желания, и на мгновение его руки стиснули ее еще крепче. Если бы компьютер не просигналил снова, он, пожалуй, сдался бы на милость ее и своей собственной жажды.
С усилием, которое едва не стоило ему жизни, Вульф положил руки ей на плечи и отодвинулся. Пытаясь говорить ровным голосом, он произнес, — Шторм, мы не можем. Не здесь.
Она моргнула. Глаза ее были мутными, словно сверкающие в тумане изумруды, а лицо — нежным от желания. Он ощущал ее дрожь.
— Да, — хрипло сказала она, — Думаю, не здесь. — Она очень медленно убрала руки с его шеи, положив их на колени.
Он не мог заставить себя отпустить ее, пальцы его слегка двигались, поглаживая хрупкие ключицы. Часть его настаивала на том, чтобы он просто перестал, отодвинулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова, оставив все как есть. Но другая его часть уже уступила желанию, и именно к этой части он прислушался.
— Мы могли бы пойти куда-нибудь, — сказал он тихо, это прозвучало как вопрос. — Ко мне ближе.
Шторм долгую секунду молча смотрела на него, лицо ее оставалось таким же нежным, но глаза уже просветлели, став такими же искренними и ясными как обычно, и забавный слегка протяжный выговор вернулся, когда она вздохнула и сказала. — Боюсь, что тебе это не понравится.
— Что мне не понравится?
— То, что я должна сказать.
Вульф отпустил ее плечи и медленно сел на корточки. Тысячи предположений роились в его голове, но все они сводились к одному: она не поедет к нему домой. — И что же это?
Шторм не обратила внимания на его резкий тон и не отвела глаз от его внезапно окаменевшего лица. — Несмотря на то, что я сказала тебе вчера, сейчас я вовсе не ищу мужа. Я могла бы согласиться на короткий роман. Нам обоим известно, что я пробуду здесь максимум несколько недель, а потом уеду на следующее задание — возможно, за границей.
Он едва заметно кивнул, ожидая.
Она шумно вздохнула — пока это был единственный знак, говоривший о том, что ей гораздо труднее, чем она показывает. — На что я никогда бы не пошла, и чего бы мне совсем не хотелось — так это быть девушкой на одну ночь — или даже на три. Я не хочу быть игрушкой, с которой бы ты забавлялся, пока не увидишь похожую в витрине магазина. Я не кукла Барби, Вульф.
— Я знаю, — ровным голосом ответил он.
— Правда?
— Да. — Ему хотелось снова протянуть к ней руку, но он сдержался. — Так что тебе нужно от меня? Обещание?
— Нет. Я просто должна знать, что это что-то для тебя значит, что я — что-то больше чем просто подружка для постели. Когда мы с этим разберемся, я больше не стану об этом вспоминать, что бы между нами ни случилось. Но я должна убедиться хотя бы в этом, прежде чем все зайдет слишком далеко. Должна.
Поглядев в ее печальные глаза, он понял, что она не отступится. Об этом ему сказало то, как она вела себя с самого начала. Шторм Тримейн всегда отдавала ровно столько же, сколько брала — и довольно часто одерживала победу без видимых усилий. Может, она была и миниатюрной, но в ее уверенности и силе воли не было ничего незначительного. Ее не пугало то, что он превосходит ее по силе, не тревожила его раздражительность, и не волновала его собственная железная воля.
И если она сказала, что ей нужно, чтобы он ответил на один вопрос, прежде чем она будет готова пойти дальше, значит, именно это она и имела в виду.
Он также знал, что, если бы он не остановился, она бы не стала требовать этого ответа. Если бы он повалил ее на пол, или если бы освободил стол и усадил ее сверху, она отдала бы себя ему без колебаний. В его руках она была так же ослеплена желанием как и он сам, и осознание этого — сейчас — сводило его с ума.
