Послать его в нужном направлении Катя не могла, дыхания не хватало. Девушка выдохнула еще глубже, напряглась, суставы едва не вывихнулись. Получилось, - связанные кисти оказались впереди. Катя принялась отдуваться. Кисти рук здорово оцарапались о каблучки полусапожек. Ничего, ссадины проходящи. Лишь пролетарская революция вечна, будь она неладна.
Солнечного света, попадавшего в погреб сквозь щели в двери, было маловато. Катя с трудом рассмотрела стоящую на полке жестяную банку с огарком свечи. Подняться на ноги оказалось довольно легко, девушка лишь слегка пошатнулась. Ну, не в лучшей форме, конечно. Но вполне, вполне.... И с чего же ты вчера так вырубилась?
Банку Катя сжала между колен, слегка сплющила и принялась раздергивать веревку об острый край. Сотоварищи по погребу смотрели с надеждой.
- У меня отвертка есть, - сказал Пашка. - Может, ею попробовать?
- Себе оставь, - пробурчала Катя. - Мозги подкрутишь.
Веревка ослабла, остальное девушка доделала зубами. С лица сыпались черные струпья. Вот черт, ну и рожа, должно быть. Накручивая на исцарапанный кулак обрывок веревки, Катя задумчиво прошлась по погребу. Что дальше? Сразу уходить или гостей подождать? Девушка сняла крышку с кадушки, пошарив среди укропа, выловила огурец. Глубокомысленно захрустела. Жевать было не очень больно, только стягивало лицо, покрытое коркой, и щипало исцарапанные пальцы. Парни мрачнели на глазах. Катя рассматривала их не без злорадства.
- Катерина, вы бы нас развязали, - не выдержал Пашка. - Нам бы только руки свободные.
- На хер тебе руки? Ты все равно карабин удержать не можешь.
- Ну, виноват. Это от неожиданности. Я их сейчас, гадов...
- Только снисходя к твоему малолетству, - Катя принялась освобождать парню руки, глянула на прапорщика. - Его благородие тоже развяжем. Из уважения к ранее потрясенному разуму. Что с башкой, прапор?
Офицер мотнул головой в сбившейся грязной повязке:
- Контузия. Я на лечение следовал.
- Подлечился, - осмелевший Пашка растирал запястье. - Ты, ваше благородие, из нежных да...
- Павлуш, - ласково прохрипела Катя, - ты свою пролетарскую непримиримость пока в задницу засунь. Глубоко-глубоко. При мне что-то подобное ляпнешь - 'козлом' свяжу. Знаешь, как это? Вас, товарищ прапорщик, то же самое касается. Никаких, 'быдл' и 'хамских рож'. Пойдете на все четыре стороны, тогда душите друг друга, на кол сажайте и уши отрезайте. А при мне ни звука. Понятно?
- Понятно, - прапорщик мрачно массировал кисти. - Значит, 'товарищ прапорщик'? Тогда мне вот что объясните, если вы из этих...
- Не хер здесь понимать. 'Товарищ', потому что я так привыкла. Вообще-то, и тов. Троцкий, и г-н Деникин совместно с г-жой Антантой могут идти далеко и надолго. И объяснять я никому ничего не обязана, - Катя сунула руку в бочку и вытащила огурец покрупнее. Услышала, как за спиной Пашка многозначительно прошептал офицеру:
- Анархистка. Из крайних.
Катя стряхнула на парня рассол с огурца:
- Я сказала - вообще без политики! Неясно?
- Да я так, к слову. У меня оружие есть, - Пашка выудил из глубокого кармана солдатских шаровар приличных размеров отвертку. - Надо бы еще что найти, да и прорываться, пока мужики не вернулись.
- Насчет оружия - не возражаю. Насчет свободы - придется маленько подождать.
Катя отыскала за кучей камней, приготовленных для гнета солений, железнодорожный костыль, прибереженный запасливым хозяином для каких-то неведомых целей. Прапорщику пришлось вооружиться коротким железным штырем, с трудом выдернутым из косяка. Обе железки за неимением лучшего могли сойти за кастеты.
Катя сидела на бочке, с наслаждением допивала остатки простокваши. Парни уселись у земляных ступенек, хрустели огурцами. Пашка наблюдал за двором.
- Прапор, а тебя как звать-то? - поинтересовалась Катя. - У нас здесь не маршевая рота, чтобы по званию обращаться.
- Герман, - прапорщик похрумкал огурцом и неуверенно добавил: - Отчество - Олегович. Фамилия - Земляков-Голутвин.
Пашка хмыкнул, но комментировать не осмелился.
Катя звучно высосала из крынки остатки простокваши:
- Номер полка и должность уточнять не обязательно, не на допросе. Значит 'уж полночь близиться, а Германа все нет'? Забавно. Известное имя, обязывающее к некоторой авантюрности характера. А вы, Герман, карабины теряете. Нехорошо-с.
- Случай. Как правильно выразился Павел, виноват целиком и полностью, - прапорщик стеснительно вытер пальцы. - Екатерина Георгиевна, вы уверены в реальности нашего плана? Что, если они не клюнут?
- Тогда план изменим. Пулемета у нас нет, артиллерии тоже. Следовательно, поменять план сражения и дислокацию - пара пустяков. Все зависит от того, в каком порядке явится супротивник по наши души.
Пашка подавился огурцом и кехая, скатился по земляным ступенькам от двери:
- Идут!
- Без истерики. Кто, куда, и сколько?
- Усатый со своим хлопцем. К дому. Лопаты несут.
- Ну и ладненько, поехали.
Когда из погреба донесся придушенный женский визг, оба селянина мигом насторожились. Катя заскулила погромче:
- Да отпустите же, негодяи! Сволочь, сволочь! Мерзавец! Отстаньте! Быдло! Отпустите, мерзавцы!
- Да ладно. Убудет от тебя, что ли? - почему-то густым басом сказал Пашка.
- Мерзавец, - взвизгнула Катя. - Не лезь!
- Лежите спокойно, - довольно робко подал голос прапорщик.
- К дому пошли, быстрым шагом, - уже шепотом доложил Пашка, глядя в щель.
- Полагаю, за ключами, - Катя продолжала осторожно протирать левый глаз. Основная часть запекшейся крови с ресниц осыпалась, но моргать все еще было неловко.
- Екатерина Георгиевна, вы инфекцию внесете, - шепотом предупредил прапорщик.
- Отстань, - прошептала Катя, и с подвыванием застонала погромче. - Ах, мерзавцы, что вы со мной делаете?!
- Сюда идут, - Пашка заерзал у двери. - И хозяйка с ними. С ухватом.
- Хорошо, готовьтесь к сцене страсти, - Катя застонала в сторону двери: - О, боже, да что это? Хамы, хамы!
Со двора донеслось:
- А, ну, затихнули там! Зараз ребра переломаемо, передушимо як курчат.
- М-ммм, - Катя страдальчески замычала. - Спасите! Господа, господа! Да помилосердствуйте же! Вы меня порвете! О, господи!
В дверь погреба грохнули:
- А ну, цыц! Докричитеся зараз, москалии рожи!
Катя разразилась довольно натуральными рыданиями:
- Господа, ну помогите же! Оттащите их, умоляю!
- Да ладно те, может, в последний раз, - пропыхтел Пашка.
На двери лязгнула цепь - снимали тяжелый навесной замок.
- От они-ж твари! - удивился усач.
Ударивший в погреб солнечный свет озарил непристойную картину. Тела парней жались с обеих
