белой папахе, - красивая шапчонка, да и весь такой, вылизанный. Постаралась попасть в плечо - качнулся, но в седле удержался.
С дороги с опозданием затарахтел пулемет. Строчки шли выше - пулеметчик боялся задеть своих. Уцелевшие всадники выскочили на дорогу. Там вдруг захлопали выстрелы. Ага, 'засадный полк' в дело вступил. Молодцы, выждали сколько приказано.
Катя торопливо набила магазин и кинулась к дороге. Проскочила мимо ошалело фыркающего коня - гнедой волочил за собой застрявшего в стремени седока.
У дороги Катя дострелила какого-то упорного бандюка, державшегося за окровавленный живот, но всё норовящего вскинуть наган. Выскочила на обочину - здесь все было кончено, только дергалась в конвульсиях лошадь. Валялись человеческие и конские тела, стояли сцепившиеся брички. По дороге к селу уходили двое всадников и удирал пеший. Катя с досадой разглядела, что и Белая Папаха уходит. Приложилась, эх, далековато. Выстрел - красивая лошадка взбрыкнула, сбросила всадника, и хромая на раненую ногу, поскакала в лес.
Выскочивший на дорогу из кукурузы Пашка бабахнул из обреза по удирающему пешему бандиту. Человек пригнулся, метнулся с дороги в кусты.
- Уйдет! - Пашка азартно дергал затвор.
- Да хрен с ним, - Катя ткнула карабином назад, - этих поживее проверьте.
Когда добежала до Белой Папахи, тот не шевелился. Катя подняла из пыли маузер. Всё ж не зря бегала. Папаха застонал. Катя ткнула стволом в перекрещенную ремнями спину:
- Если жив - вставай! Нет - добью.
Человек сел, ухватился за руку:
- Ох, плечо! Вот за ноги тебя, кротоморда злоеб... и на голову тебе.......
Загибал Папаха обнадеживающе. И морда холеная, с совсем не разбойничьими, а ухоженными, скорее гусарскими усиками.
- Жопу поднял и вперед. Мне возиться некогда. Шлепну, - коротко пообещала Катя.
Человек с трудом встал, шашка нелепо путалась у него между ног. Катя подхватила с пыли белую папаху:
- Пшел живее вперед!
- У нас пленные. И раненые, - доложил Пашка. На каждом плече у него висело по карабину. В руке парень держал наган.
Прапорщик стоял, опираясь на винтовку и прижимая к голове серый носовой платок. По шее капала кровь.
- Пулей царапнуло, - объяснил Пашка и небрежно добавил: - Это когда мы пулеметчика хлопнули.
Катя кивнула. Кроме Папахи в пленных оказались хитроумный дядька Петро с сыном. Еще у тачанки лежал и стонал буйно волосатый бандит с простреленным бедром.
- Прапору голову перевяжи. И с хуторянами поосторожнее. Я пока с гостем поговорю, - Катя пихнула прикладом Папаху. - Иди в тень, гангстер колхозный.
Под кроной дуба Катя сказала:
- Можешь сесть. В ногах правды нет.
Мужчина тяжело опустился на сухую траву:
- Шлепнешь?
- А что, тебе Георгиевский крест навесить? Не за что вроде.
- А разговор зачем? Что мне с тобой болтать? Стреляй сразу.
- Сразу неинтересно. Сразу я тебя вообще стрелять не буду. Сначала подвески отрежу и на ветку нацеплю. Ты будешь внизу подыхать, любоваться.
Бандит глянул исподлобья:
- Вот тварина. Ты в поезде давеча была?
- Не узнал, что ли?
Пленный усмехнулся, показав золотые зубы, глянул на пятнистое лицо девушки:
- Хлопцы говорили, та ведьма чуть покраше была. Подпортили тебя, видать.
- Ничего, зарасту. Ближе к делу давай. Тебя Блатыком кличут?
- Блатык уже неделю как дома отлеживается. Ногу ему повредили, - равнодушно сказал раненый, баюкая руку. Френч на его плече потемнел от крови. - Меня Борисом Белым зовут. Вот, бля, как же мы тебя ночью не взяли? Ты б у меня попрыгала, чума долговязая, на ремни бы шкуру драл.
- Боря, ты ветку видишь? Или по существу трепись, или яйца там болтаться будут.
- Пошла ты.... Все равно кончишь.
Катя толкнула его стволом в лоб:
- Давай так: ты все излагаешь - я тебя жить оставляю и даю тряпку замотать плечо. Лошадей тебе и тому хорьку заросшему, что с ляжкой прострелянной валяется, оставлю - до села доберетесь, а уж там как бог даст.
Бандит сплюнул, вытер слюну, повисшую на подбородке:
- Брешешь.
- Ты рискни, поверь. Я тебя обезврежу, и больше не встретимся. На хер ты мне сдался? Мне нужно, чтобы меня боялись и под ногами не путались. Вот ты и объяснишь желающим, что за мной лучше не таскаться.
Пленник глянул исподлобья:
- Ты вообще кто?
- Тебе подробно изложить? С варьете, пантомимой и предъявлением документов? Значит так: я спрашиваю - ты отвечаешь. Ломаться начнешь - сам себе ампутацию гениталий проделаешь. Когда ваши еще подойдут?
- Кто? Пяток ребят с Блатыком на хатах остались. Остальных вы у поезда растрепали. Да вот сейчас... Мишка с Керосином утекли, так они до Блатыка сейчас подадутся. Кончилось войско.
- Не печалься, главное, сам пока дышишь. Вы кого в поезде искали?
- Да пацана с монашками. Они же с вами ехали. Чего спрашиваешь?
- Из любознательности. На кой хрен вам мальчишка?
- Да что б он сто лет как околел, байстрюк сопливый. Сказали взять, мы и полезли. Он вроде генеральский пащенок. Имеют мысль за него много чего выторговать. Аванс нам недурной отвалили. Да, видать, продешевил Блатык.
- Кто заказал?
- С Киева приехали. Директорские. Блатыку чин полковника обещали и денег немерено. Нам то что - нужен хохлам пацан, так пусть подавятся. Пускай со своей Галицией как хотят торгуются.
- Галиция здесь при чем?
- Так ваш пацан вроде сынок какого-то сечевого хрыча. Вот директорские и хотят поладить с галицийскими. Гайдамаки с сечевиками Киев поделить не могут, вот-вот пальбу устроят. Петлюра бесится.
- Блин, Петлюра-то за кого, за Директорию или за галицийских?
Пленный смотрел в некотором изумлении:
- Петлюра сам и есть Директория. У вас там, в Москве, видать совсем ничего не знают?
- Где вас всех упомнишь, - проворчала Катя. - За пацаном действительно от Петлюры приехали? Может, кто другой?
- От пана Симона. Двое гайдамаков из его личной охраны гостят. Блатык одного из этих хохлов с прошлого года знает. Уже с месяц у нас самогон жрут. Вот как сигнал насчет поезда пришел, так мы и вышли работать.
- А откуда сигнал?
- От добровольцев. Там у них в штабе кто-то из хохлов сидит, стучит. Точно навел. Только забыл
