предыдущие дни среди порывов ураганного ледяного ветра изредка все–таки хоть проглядывало солнце, сегодня нет и этого. Лютый ветер, снег (!), не крупный, но явственно пошедший где–то между завтраком и проверкой; дошло до того, что ноги у меня, причем не только ступни, начали явственно замерзать уже и в бараке, чего не было, кажись, с январских холодов. Пришлось после утренней проверки, как и тогда, греть их, обмотав телогрейкой. Еще вчера вечером я опять достал ее из–под матраса – не околевать же! – а сегодня утром присобачил к ней ту белую печатную бирку, какие всем здесь выдали с недавним преобразованием зоны в типа “поселок”. 11–му отряду – с уже напечатанными фамилиями (в которых допущена куча ошибок – такое впечатление, что вбивали их в компьютер на слух, под диктовку), а некоторым другим – указан только отряд и – выше линейка, чтобы вписать фамилию от руки. Теперь они заставляют носить не просто бирки, а именно эти бирки, белые с черным текстом; и то, что к “телаге” у меня эта новая бирка пришита не была, и было одной из причин того, что я с начала этих холодов сперва не хотел одевать “телагу”. Более того, не только бирки – и все “косяки” у всех “козлов” , вплоть до завхозов, дневальных штаба, председателей секций (ныне типа как бы упраздненных – теперь это “кружки” :) и др. – тоже переделали себе “косяки” с черных с белым на белые с черным текстом – как будто это имеет какое–то принципиальное значение!.. :)))
Новость буквально сегодняшнего утра – вернулся и вышел на работу Палыч. Не мог, старый дурак, уж погулять до конца “праздников”, до 10 мая. Теперь опять задолбает ходить туда–сюда, с барака и на барак, по 10 раз каждый день...
Мозг мой все еще загружен вчерашними подробностями убийства Качиньского. Главный вопрос, который выкристаллизовался еще вчера и на который я не нахожу ответа: хорошо, будь я сейчас, и 10–го апреля тоже, на воле – ЧТО я и мы все, вся радикальная (по пальцам сосчитать) оппозиция могли бы сделать, узнав об этом убийстве, о новом чудовищном преступлении Лубянки? Ну, узнали, и что дальше? Что мы можем им противопоставить? Ровно ничего, увы... Даже выражать соболезнование полякам не было бы яркой и оригинальной реакцией, – в те дни его выражали по ТВ все, начиная с Путина, а народ нес к посольству цветы... Чувство бессилия, полного собственного бессилия, то самое, о котором писал еще Буковский. Мне вспомнилось в этой связи, как было у меня такое же вот горькое, мучительное чувство бессилия, невозможности никак вмешаться и повлиять на ситуацию, когда я читал в 2003 “Лубянскую преступную группировку” Литвиненко – книгу обо всех злодеяниях Конторы, виденных им лично, – еще не зная, что через 3 года стану персонажем статей Литвиненко в качестве “образца мужества и героизма”...
28.4.10. 14–46
Колобродят, бесятся злобные твари... Как всегда... Все с головой погружены в свои архиважные “козлиные” функции, пишут списки и графики, убираются, очень, о, очень–очень–очень пекутся о чистоте в бараке (который называют исключительно “отряд”), все в деловой суете. Карточки, журналы, списки, выводы на работу, уборки, генеральные уборки, – о, они все в заботах, в делах, все погружены с головой в то, что они высокопарно называют “работой”. Они, типа, в этом “отряде” “работают” со всеми этими карточками, выводами, журналами, списками и пр. Исполнены сознания собственной огромной значимости. “Работают” эту свою туфтовую мусорскую “работу” – и при этом посекундно сцепляются друг с другом и – на каждое буквально слово – отвечают друг другу самыми нелепыми и примитивными гомофобскими типа “оскорблениями” (как им кажется). Типичное из этого их “фольклора”: “Я же тебя в мужской род не ставлю, и ты меня в женский не ставь!..”
Мрази!.. Ненавижу!... НЕ–НА–ВИ–ЖУ!!!
Эти 2 дня, со вчерашнего вечера, стояли на ушах по поводу уборки. Культ уборки и всяческого поломойства достиг своей поистине заоблачной вершины после того, как вчера, около 6 вечера, Макаревич и Демин – нач. санчасти – поперлись с обходом по всему этому “продолу”, начиная с 1–го барака. Ходили и здесь, как же, – только я было хотел посмотреть в 6 вечера новости (про торжественную ратификацию Верховной Радой Украины и Госдумой России договора о продлении до 2042 г. пребывания в Крыму российского Черноморского флота, чтоб ему затонуть!..) – приперлись. А при таком буйном начальстве лучше быть около своих вещей, – я натянул “телагу” и остался.
“Макар” по этой секции не пошел, только Демин. Ворчал: “почему не убираетесь”, мол, грязно, пыльно, и т.д., все ему не так. По дужке шконки провел пальцем – и попытался вытереть о черную форму идущего чуть впереди завхоза, – типа, дужки пыльные, почему не протираете? Идиот, если бы вы сами не запрещали, неведомо почему, вешать туда вещи, там бы никакой пыли никогда не было в помине! Поворчал, меня вообще не заметил (как раз поравнявшись со мной, полез обтирать эту дужку пальцем на той стороне секции, у окон), вышел из секции – и в “фойе” они с Макаревичем стали вместе заглядывать в туалет. Инспекторы хреновы!.. Результат, видимо, тоже не удовлетворил, судя по доносившемуся злобному ворчанию и бормотанию “Макара”. Пошли от нас дальше, – мы уже возвращались с ужина, а они все еще были на 7–м. Как хорошо, что сходить позвонить я успел раньше!
Дальше пошло все, как я и думал. Палычу они, несомненно, накрутили хвост – и он на последней проверке вечером “довел” до каждой “бригады”, чтобы все непременно убрали вещи из–под шконок, а кто не уберет – он завтра с самого утра придет и сам все выбросит.
Ночью было холодно, под утро я даже под шерстяным одеялом так замерз, что пришлось одевать “тепляк”. Мразь “козел” напротив почти всю ночь опять жег лампу; так что холод, свет и безумно ранний (5–45) подъем и на этот раз не дали мне выспаться. Думал, что делать: вдруг эта тварь и вправду явится на зарядку и, пока я на улице, выбросит мои сумки, или велит отволочь в каптерку – а я и знать не буду, куда их дели?! Хотел уж было не выходить, пересидеть как–нибудь эти 10 минут в бараке, но, когда Палыч показался “на большом”, плюнул и решил все–таки выйти – будь что будет!..
В этот 1–й за день заход (то ли дежурил где–то всю ночь, то ли в 6 утра уже пришел, т.к. рабочий день у них официально начинается в 8) он не шлялся по этой секции и не заглядывал под шконки. Я уж думал, он после дежурства домой, хоть до вечера не увидимся; но только я успел позавтракать и хотел бриться – эта скотина прется опять!!!
На этот раз он именно поперся по секции, везде лазя, заглядывая и всех разнося своим трубным голосищем. Проходя мимо меня, нагнулся, заглянул под соседнюю шконку – там ли мой продуктовый баул, который позавчера, пока я был на ужине, он уже вытаскивал, и ему тут же донесли, что это мой. Увидел, что баул там, спокойно, ровно, негромко – мне, а не на окружающую толпу – сказал: “Клетчатый “сидор” убрали” – и пошел дальше, а через секунду уже вовсю орал на “обиженных” за то, что у них под шконками стоят сумки и валяется всякое барахло, приказывая все убрать.
Это не к комиссии какой–то, нет – по крайней мере, о ней пока не слышно. Это просто “Макар” разнес его по своей любимой теме – чистота, уборка, сумки под шконками, – и он теперь “наворачивал” тут. Я ничего никуда не потащил, а поскольку сказал он мне негромко – остальные не обратили, видимо, внимания; баул же засунут глубоко, не нагнешься – его и не видно; так что, кроме новенького этапника–уборщика, 1990 г.р., которому один из “козлов” тоже беспрекословным тоном командовал (после ухода Палыча) убрать “куда хочешь, мне по...ю!” его баул, ко мне никто с этой темой и не цеплялся. А уж уборщика, когда он мыл мой проходняк и говорил мне это, я тихо, не привлекая внимания, отбрил сам. Так что на этот раз обошлось. Палыч ушел еще до проверки, по секции больше не ходил и под шконки не заглядывал.
Зато он, приходя, много занимался и двором барака, осматривал, давал руководящие указания. На улице сегодня солнце, уже довольно тепло, хотя ветерок еще прохладный. (Зато в бараке ледяной холод, он не прогревается, да еще с утра здесь теневая сторона – и я весь день в нем дико мерзну, руки и ноги буквально окоченели). ЦУ Палыча материализовались в том, что перед утренней проверкой началась – впервые с осени – вскопка двора, огромного земляного участка посередине его. Я уже, помню, писал об этом в прошлом году; ровная земля, по которой гулять бы, или в футбол играть – но эти идиоты упорно, много раз за лето, заставляют “обиженных” перекапывать ее. А зимой они не только сгребали с этого участка снег, но и вывозили (!) его со двора. Поистине, страна идиотов!..
Завтра должна быть короткая свиданка – приезжают мать и Фрумкин. Но завтра четверг – самый ужас будет, если они, после всех этих последних “уборочных” наворотов, выволокут–таки мою тумбочку – и до моего ухода к 9–00 не успеют поставить обратно...
Да, еще забыл. Палыч что–то такое смутно бросил, лазя по секции, мол, “сейчас, в 9 часов, придут...”. Кто придет – я не разобрал, но оказалось – шмон. “Козлы” ожидали шмона настолько уверенно, что долго и громко спорили, как и где сейчас идти закапывать телефоны на глазах у всех, и закапывать ли вообще. К
