Не успели девушки расположиться вокруг Ивана, не успел он им растолковать, что они «левые», что у противоположной стенки «правые», а там — «золотая середина», как вот оно и начальство, а с ним и комиссия. Князев, Юрий Павлович, председатель завкома, еще какая-то женщина, наверное, из парткома, секретарь комитета комсомола, тот самый белобрысый Кеша, который сагитировал Ивана поехать в лагерь, — в таком порядке уселись они за стол, накрытый красным.
В зале стихли разговоры.
— У нас, товарищи, на повестке дня один очень серьезный вопрос, — сказал Василий Васильевич. — Дело касается вожатого третьего отряда Кувшинникова Ивана Ильича.
И сразу головы стали оборачиваться в сторону Ивана: что это значит? Вон оно что! Наконец-то! Ой, как интересно! Ну, что я говорила!..
И встревоженные лица: у Ирины, у Тани, у Зоеньки.
— Слушайте, — шепнул им Иван, — и главное — выдержка.
— …товарищ Кувшинников ведет себя, я бы сказал, совсем не так, как подобает пионервожатому, комсомольцу, которому доверили такое ответственное дело, как воспитание…
Тут Иван встретился взглядом с секретарем Кешей, и тот, прищурив один глаз, сморщился — вот, мол, брат, дела-то какие…
— …Вместо того, чтобы выполнять план мероприятий, утвержденный завкомом, бюро комитета комсомола и партийным бюро, он заявил еще в начале сезона, что план этот, видите ли, его не устраивает. Ну, хорошо, наш план, допустим, плох, а что же предлагает Кувшинников, какое новаторство у него? Да такое, товарищи, что свой отряд он превратил в банду Махно! Ему ничего не стоит поднять детей среди ночи, вести их, понимаете, куда-то в лес, дети не высыпаются, не отдыхают как следует, нарушается распорядок дня. Это привело к ухудшению дисциплины во всем лагере. Дети, товарищи, они ведь дети: раз, мол, третий отряд безобразничает, то почему же нам нельзя?.. Не раз указывали мы товарищу Кувшинникову на это, но где там! Что значат для него советы старших товарищей? Он сам все знает, а в лагере, между прочим, впервые… На отряде работает еще Анна Петровна, всеми уважаемый опытный педагог. Так что вы думаете? Вместо того, чтобы учиться, набираться ума-разума у нее, товарищ Кувшинников стал игнорировать Анну Петровну вообще и фактически устранил ее от участия в жизни отряда! Я думаю, Анна Петровна сама здесь выступит и скажет… — Поклон в сторону Анны Петровны.
«Да уж наверняка скажет…»
— …Туристический поход, товарищи, дело хорошее, — продолжал Василий Васильевич, — но ведь Кувшинников затеял не поход, а что-то страшное. Он повел сорок ребят, товарищи, в лес на трое суток без продуктов. Совершенно! На подножный корм, как он выразился…
Представительница парткома, женщина со строгим умным лицом, что-то спросила у старшего вожатого, тот указал глазами в сторону Ивана, и она тоже внимательно посмотрела на Ивана.
— …Я не давал разрешения на этот поход. Но для Кувшиниикова, товарищи, закон не писан, у него ведь партизанские, в кавычках, методы. Он тайно увел ребят! Без необходимой врачебной комиссии, без разрешения, без продуктов. И уж никакого права не имел он брать в поход пионерку Иванову. Ребенок, понимаете, больной, на особом режиме, да вот здесь сидит врач, он скажет… И что же, товарищи, в результате? Дети пришли изможденные, исцарапанные, оборванные, в коростах! На взвешивании оказалось, что все они, в среднем, потеряли по два килограмма. Что нам родители-то скажут, товарищ Кувшинников? Дети их в лагере, чтобы отдохнуть, набраться сил, прибавить в весе. Наш отчет перед завкомом, перед родителями должен быть конкретным, в цифрах, если хотите: было столько-то, стало столько-то! Да нас сразу же спросят: что вы там делали с нашими детьми?
— Обязательно спросят! — громко и сердито подтвердил председатель завкома, пожилой озабоченный человек.
— Что они там делали с пионерами, — сказал Князев, — доложит физрук лагеря Эдуард Николаевич, он был в походе…
— Это кошмар, не поход! — поднялся Филимонов. — Целый день с утра до ночи несчастных ребятишек тащили по таким оврагам, где и взрослый-то мог шею сломать, руку, что угодно…
— Но ведь никто ничего не сломал? — заметила Таня Рублева.
Начальник лагеря протестующе поднял руку, а Филимонов продолжал:
— Так этого мало! Через один овраг Кувшинников протянул веревку и заставил всех по ней перелазить. Высота, наверное, метров десять была, ей-богу! А зачем, встает вопрос? По бревнам можно было. Наложили бы бревен и перешли. Я хотел было так и сделать, так Кувшинников — даже вспомнить страшно — чуть не зарубил меня топором…
— И правильно бы сделал! — вполголоса, но настолько громко, что все услышали, сказала Ирина.
Педсовет оживился, «мальчики-безобразники» повеселели.
— …Не дам, говорит, деревья рубить!.. А что там! От па?ры лесин, я думаю, леса? бы не поредели, вон они какие здесь!
— Вот за одни такие рассуждения надо под суд отдавать! — не выдержал Иван.
Снова головы стали поворачиваться в его сторону, снова последовал протестующий жест начальника лагеря, и Иван приказал себе молчать, пусть хоть на части режут.
— …Дальше, — продолжал Филимонов. — Ребятишки целый день на солнце, разгорячились, он разрешил им купаться в омуте. Глубь, холодина, глядеть страшно, ну, омут, ясное дело! Разрешил. Я стал было возражать, но Кувшинников — в бутылку, я, говорит, начальник похода, и я отвечаю за все. Ложились под утро, ребятишки не высыпались, Кувшинникову, вишь ли, побасенки надо было им рассказывать. Да такие, что и понять-то ничего нельзя, все про высшие материи…
— В школу надо ходить, — заметила Таня.
— Товарищи, я попрошу не перебивать оратора, — сказал председатель завкома, — это педсовет, и давайте по порядку…
— …И еще, — продолжал Филимонов. — Решили сплавляться на плотах. Ну, вообще, слов нет! Плоты эти разбивались о камни, ребятишки падали в воду и на эти камни, и, ну, случайно, совершенно случайно все остались живы!.. А чем питались? Корнями, камышом, как скотина какая!
Кеша удивленно и вопросительно поглядел на Ивана.
— …Правда, потом, — невнятно пробормотал Филимонов, — была еще рыба… так все равно, разве это еда? Ребятишки на воздухе, проработаются — а без мясного! Вот они и похудели, ясное дело! — Филимонов сел и утерся платком.
— Можно, я скажу? — поднялась было Ирина.
— Минуточку! — сказал Князев. — Я еще не кончил, я только о походе попросил рассказать Эдуарда Николаевича, как очевидца… Не успели, товарищи, дети отдохнуть после изнурительного похода, как Кувшинников придумал для них новое истязание. Он, опять же без моего ведома, поднял ночью четыре отряда и увел их в лес искать «огневые точки», как выяснилось позже. Ведь это только додуматься надо, товарищи! Ночь, темень, глаз коли, леса, на десятки километров страшенные леса, и… послать туда девчонок одиннадцати-двенадцати лет! Это, товарищи, не укладывается в голове. Я прожил, считай, полсотни лет, я многое повидал на своем веку, но такого сумасбродства… — Василий Васильевич покрутил головой, не находя слов.
И все члены комиссии, судя по их лицам, были шокированы, переглядывались, перешептывались. Князев же, воодушевившись, резал:
— И вот, товарищи, результат: девочка из отряда товарища Петухова повредила себе ногу! Целую ночь и половину дня дети были в лесу одни, голодные, напуганные, и выносили на себе эту девочку… Я не знаю, что скажет врач, но, по-моему, ребенка обязательно надо на рентген. Ведь может случиться, товарищи, что девочка на всю жизнь останется калекой! Эт-то, товарищ Кувшинников, подсудное дело!
— Да-а, — только и смог произнести председатель завкома.
— …Я, может быть, виноват, — печальным голосом говорил, между тем, Князев, — что долгое время терпимо относился к проделкам Кувшинникова. Человек, думаю, молодой, многого еще не понимает, к тому же слесарь из цеха, с таким сложным делом, как воспитание, не знаком… Но, товарищи, гляжу — дальше больше! Дошло до того, что с пионерами не стало никакого сладу, вожатые подтвердят… Кувшинников буквально разлагает лагерь! И эта последняя его проделка показала, что человек распоясался вконец. Я, товарищи, считаю, что терпеть Кувшинникова в лагере, закрывать глаза на эту распоясанность, мы с вами
