— Туда, — после недолгого мотания головой показывает за спину Дынко.
— А там что? — киваю налево.
— Там… зверушки всякие, далеко правда, но мало ли куда они соберутся пойти погулять.
— А слева?
— Тоже зверушки, лучше и не знать.
— А впереди?
— Там… Радим, — ухмыляется Дынко.
— Не, я уже тут, — раздается за спиной голос.
— Так что там теперь? — уточняю.
— Уже ничего, можешь туда идти, там ручей недалеко, — говорит Радим, — кстати, давай свой мешок, мы тебя посередине положим, ночь холодная будет.
Я ослышалась, интересно?
— Куда ты меня положишь? — наивно переспрашиваю.
— В лесу в холод нужно спать рядом, чтобы не замерзнуть.
— Вот и спите! Я и сама обойдусь!
— Да замерзнешь же! Холодно будет ночью! — И опять голос повышает. Почему интересно другие на меня никогда не орут? А этот как будто… как будто право имеет на меня кричать! Второй раз за день уже!
— Не ори на меня, ты мне не муж! — заявляю ему в ответ.
Крыть нечем, Радим молчит, но Дынко опять гогочет во весь голос, а Ждан еще сдерживается, но видно уже с большим трудом.
И пусть зубоскалят, дети великовозрастные! Я вообще в лес собиралась. Даже все равно теперь, если ли в нем какие-нибудь страшилища и не сожрут ли они меня.
А впрочем, далеко я не отхожу, потому что вспоминаю… про амулет. Сейчас и проверим, работает ли он, как дедуля обещал, а может заодно и выясним, что они задумали.
Я достаю из-за пазухи камень, внутри которого медленно плавает очень бледный, слегка светящийся густой туман. Прислоняю ко лбу, представляя волков у костра. Перед глазами плывет белое марево, из которого вылетают слова, похожие на длинные полупрозрачные ленты.
— …так и не сказал, — голос Ждана.
— И почему она тебя боится? — Дынко.
Голоса очень серьезные, ни тени смеха, даже странно. Радим отвечает не сразу.
— Я видел ее в ночь после ярмарки… на берегу озера. И она поняла, откуда я пришел.
— В смысле из дома, где женщины живут?
— Да.
— Объяснил бы, что ты там только пил да песни орал, а когда к тебе подходили девки, в воду от них нырял. — Ждан.
— Чего это я буду оправдываться? — Огрызается Радим.
— А кому оправдываться, мне? Думаешь, ей будет интересно, начни я извинятся за свое поведение, неважно чего оно касается? — Дынко.
Молчание. Они перестали говорить? Наверное, камень выдохся, его ненадолго хватает. Почти решила убрать, когда услышала кое-что еще.
— Ждан, — голос у Радима теперь очень странный, как будто у него что-то болит. — Что… делать? Ты можешь что-нибудь увидеть?
— Жди, до дома доберемся, там у старейшин узнаем. Что… совсем плохо?
Ответа нет, камень гаснет, теперь по-настоящему.
Можно уже и возвращается, но хочется подумать.
Они от меня что-то ждут. И это что-то связано с Радимом. Разве с ним что-то не так? Я хоть и слабенький лекарь, но точно знаю, что он здоров. Ну, злой немного, но это не лечится. Так чего они ждут? Еще утром я бы подумала, что они хотят просто со мной поразвлечься. Но не сейчас. Они не смотрят на меня так, как смотрели иногда мужчины в деревне и на ярмарке, прежде чем сделать заманчивое, на их взгляд, предложение. Волки смотрят как будто… как будто я одна из них. Кроме Радима, его странного взгляда я вообще понять не могу, но желания там точно нет. По крайне мере сверху, а глубже… заглядывать… боюсь.
Там, глубже… огоньки. Как будто показывают заблудившемуся дорогу. Или… наоборот, в лес заводят, где бросят погибать ради собственного веселья.
— Дарька! — кричат от костра, — ты заблудилась?
На сегодня впрочем, хватит догадок и происшествий, надо отдохнуть. Голова тяжелая, все равно ничего путного не решу.
У костра я молча заворачиваюсь в одеяло и новый плащ под мрачным взглядом Радима. Они все сидят с другой стороны костра и смотрят с ожиданием, как будто я выступать перед ними собираюсь.
— Вам сплясать? — не выдерживаю.
Хоть бы хны! И глазом не моргнули. Ну и ладно, сейчас мне все равно, пусть хоть в упор таращатся.
— Ну, как хотите. Тогда спокойной ночи, — улыбаюсь.
— Замерзнешь! — напоминает Дынко.
Отвечать я не собираюсь. Закрываю глаза и засыпаю почти мгновенно. Даже ничего не снится, ночь пролетает быстро, как будто длиться всего несколько минут.
А когда просыпаюсь, мне тепло. А говорили, замерзнешь! Не намного тут холоднее, чем в моей комнате зимой. Это, наверное, из-за плаща, действительно, самый теплый.
Хотя… Я так завизжала, что сама испугалась. Вот почему мне тепло! Потому что меня кто-то обнимает!
Через секунду остальные стояли рядом, смотря сверху, как я с немалым удивлением пялюсь на спящего рядом Дынко. Мне, честно говоря, казалось, что если кто-то и рискнет лечь рядом, то это будет Радим. А вот и он стоит. Ох и лицо у него! В глазах что-то такое острое мелькает, что я пугаюсь… За Дынко.
— Я от неожиданности кричала, — говорю быстро. — Просто не думала, что тут кто-то рядом, он ничего не сделал.
— И что происходит? — отстраненно спрашивает Радим.
Ждан делает шаг вперед и хватает меня за руку, а потом тащит за собой, мимо костра к лесу, оставляя Радима стоящим над Дынко, который впрочем, подниматься не собирается, а все так же невозмутимо валяется на земле.
— Я не дам ей замерзнуть, — спокойно говорит Дынко.
Радима я не слышу.
— В следующий раз сам что-нибудь сделай. — Так же невозмутимо отвечает Дынко.
Мы с Жданом немножко гуляем по лесу, а когда возвращаемся, на полянке уже мир и покой, горит, потрескивая костер, у которого можно погреться и вздохнуть спокойно.
Идти по лесу оказывается не таким уж и скучно. С утра вокруг все затянуто серым рваным туманом, сквозь него огромные сосны и ели похожи на темно-зеленые, отливающие синевой горы.
Сегодня я говорю больше, чем они все вместе взятые и не могу остановиться. Я расспрашиваю про все вокруг, про незнакомые цветы и ягоды, про странных еде видимых птиц и зверушек. Про звуки, доносящиеся откуда-то издалека, сбоку, сверху и даже снизу. Мне все интересно, к обеду устаю болтать и замолкаю. Все вокруг облегченно вздыхают. Смешные, языку надо гораздо меньше отдыха, чем ногам! Чуть позже они в этом убеждаются.
Еще через пару часов усталость все-таки до меня добирается. Постепенно ноги начинают заплетаться и теперь я тщательно за ними слежу. Только поэтому удалось не свалиться в странную развороченную в корнях яму, как будто кто-то прорывался изнутри, и кто-то очень немаленький и очень неслабый.
И зачем меня сразу тащить назад? Ведь понятно тут давно никого нет, иначе я была бы уж неживая.