Он смотрел на меня печально и нежно.
— Я сам много чего не понимаю… Как увидел тебя возле церкви, так и перестал понимать…
— Возле церкви? — подала я голос.
— Ага. Ты приехала на тархановской тачке в воскресенье. — Он покачал головой. — А на следующий день я тебя возле своего подъезда встретил. Ты в бассейн шла, — он улыбнулся. — С какой-то дурацкой корзинкой в руке, желтый сарафанчик…
"Дурацкая корзинка, — мысленно возмутилась я. — Между прочим, стоит сто восемьдесят долларов, а желтый сарафанчик и того дороже”.
Тут я с опозданием сообразила, что он, судя по всему, пытается объясниться мне в любви. Никаких идей, как вести себя в этой ситуации, у меня не было, потому я решила прекратить разговор.
— Ужасно, что все так получилось, — брякнула я не совсем к месту. Уставилась в его лицо долгим взглядом и слабо улыбнулась. — Отвези меня домой…
Сцена прощания вышла скомканной.
— Я позвоню, — сказал он. Я кивнула в ответ и торопливо удалилась. Однако подниматься в квартиру не спешила. Дождалась, когда Циркач уедет, и покинула подъезд с намерением прогуляться и подумать. Следовало подготовиться к разговору с тетушкой.
Подготовиться не удалось. Я брела в сторону универмага, услышала автомобильный сигнал, потом скрип тормозов, и в поле моего зрения возник Каток-старший. Он вышел из машины и, улыбаясь, направился в мою сторону. Я резко развернулась и пошла прочь. Юрик догнал меня, схватил за локоть и, натолкнувшись на мои взгляд, спросил несколько растерянно:
— В чем дело, a?
— Ты еще спрашиваешь? — гневно начала я. — Как ты мог так поступить со мной? А я была такой идиоткой, что почти поверила в твою искренность. Конечно, мама была права… — Я стала выдергивать реплики из трех разных пьес.
Текст, конечно, перевирала, но в целом вышло неплохо. Каток с минуту стоял, открыв рот, потом рявкнул:
— В чем дело, черт тебя дери?
— Не смей так со мной разговаривать, — выпалила я, освобождая свой локоть. — Как ты мог со мной так поступить? — повторила, вынимая платок с намерением всплакнуть.
— Да ты мне скажешь, что за деда? — рассвирепел Юрик.
— Как будто ты не знаешь…
— Что я могу знать, если ты объяснить не хочешь?
— Ты прислал этого человека, — пожаловалась я. — Он меня перепугал до смерти. Хорошо еще Владимир Петрович ночевал у тетушки.
— И что я, по-твоему, понять должен?
— Как я могу тебе верить после этого? — всхлипнула я.
— Ты случаем не падала? Головой не ударялась?
— Я не падала, — с достоинством сказала я. — А вот ты вчера вел себя очень мило, и я почти поверила, хотя моя мама всегда говорит, что мужчинам верить нельзя. А сегодня утром пришел этот тип и угрожал Серафиме. И что я должна думать о тебе после этого?
— Какой еще тип?
— По-твоему, я с ним знакомилась?
— Но ты ведь его видела или нет?
— Видела, конечно. Жуткий тип. У него зубов нет, передних. А с ним еще один, у него что-то с глазами.
— Ясно.
— Вот видишь, — обрадовалась я. — Вчера ты собирался на мне жениться…
— Не собирался.
— Ах, вот как…
— Я никого не посылал, — рявкнул Юрик, выглядел он при этом вполне искренне. Если он все-таки лжет, то “Оскар” ему вручать можно уже сегодня. — Ты меня слушаешь? — злился он.
— Разумеется, слушаю. И все-таки он приходил.
— Я никого не посылал.
— Как такое может быть? — озадачилась я.
Юрик постоял, подумал и грязно выругался.
— Жорка, мать его. Голову оторву недоделку…
— Прекрати так выражаться, я совершенно не желаю слушать.
— Все, заткнись, — устало сказал Юрик и опять взял меня за руку. — Это братик инициативу проявляет. У него с твоей теткой личные счеты. Он получит по ушам и отстанет. Идет?
— Ну, не знаю… — задумалась я. — Ты не обманываешь?
— Конечно. Кой черт мне врать?
— В самом деле… Проводи меня домой.
— Садись в машину.
— Нет. Лучше прогуляемся. Мне надо успокоиться. Я с самого утра не в себе. Все думала и думала… ты очень меня расстроил.
— Я не расстраивал.
— Значит, кто-то другой. Я ведь не знала, что это не ты.
— Но теперь-то ты знаешь!
— У меня есть сомнения. Юрик тяжко вздохнул:
— Я что, сказал непонятно? Хорошо, повторяю: я разберусь. Все?
Я держала Юрика под руку, он чувствовал себя как-то неуверенно. Прогуливаться по улице было ему в диковинку, он томился.
— Ты действительно с женой развелся? — спросила я.
— А как же еще?
— Почему?
— С ума сойти… почему люди разводятся? Она меня достала.
— Я думаю, ты был не очень хорошим мужем. Впрочем, хороший муж — это редкость. Моя мама говорит: не стоит привередничать. Надо иметь терпение, и тогда в конце концов из любого может выйти что-нибудь путное. — Я передохнула немного, и ласково посмотрела на Юрика. Тот выглядел слегка утомленным. Почему-то мужчины считают, что все красивые женщины непременно дуры. Я не собиралась его разубеждать.
Однако две бурные сцены подряд изрядно меня вымотали. Следовало передохнуть.
— Может быть, зайдешь? — неуверенно предложила я возле дома Серафимы. — Я могла бы напоить тебя чаем.
— Я не пью чай.
— Как знаешь, — обиделась я и пошла к подъезду.
— А тетка дома? — поинтересовался Юрик.
— Конечно, дома.
— Я завтра позвоню.
— Не трудись, — фыркнула я, исчезая за дверью.
— Ну и что мне с ними делать? — спросила я тетушку. — Катков полбеды, а вот Сережа…
— Сережа? — подняла брови Серафима. — Это кто такой?
Я нахмурилась.
— Серафима, я чувствую себя скверно. Обман, он всегда обман, во спасение или нет…
— Купилась, — всплеснула руками тетушка. — Дура, твою мать. На что купилась? На сладкие речи и ясный взор? Ты у Вовки поспрашивай, он тебе много чего про Циркача расскажет. О его прекрасной душе… Без тебя дур на свете много, чего ж ряды пополнять?
— Его душа — его проблемы, а моя — мои. И что бы ты там ни говорила…
— Охолодись, — рявкнула Серафима. — Циркачу сладенького захотелось, вот он и выкаблучивается. А
