- Я об одном жалею, Стась. Что не могу сейчас спросить, когда он выбрал крестики тогда, то сразу думал про финальную партию? Он поставил свой последний крестик, рыжий стервец, и какой ход я не сделаю – игра уже закончена, всегда-навсегда.
9 часов до рассвета
Когда-то одноклассник Полянский украл у меня столовскую булку, унылый завиток теста с коркой сахара сверху. Нагло говорил, что не брал, вытирая сдобные руки. Я не разговаривал с ним недели три, а потом на перемене, когда в классе никого не было, мрачно истыкал циркулем новый пенал Полянского. Мы общались потом даже, но булку я запомнил, потому что никто никогда меня больше не грабил. Вот и с почином.
Первый кадр – я наудачу ныряю в незнакомые сумерки. Не угадываю, конечно, вокруг издевательски пусто, спросить про серую дорожную сумку не у кого. Возраст два года, страна происхождения под вопросом, но уверяли, что Германия, особые приметы – нет. С ноутбуком внутри. С подарками. С бутылкой текилы. С книжкой, которую хорошо, если на треть прочитал.
А на предыдущем кадре номер ноль я выхожу из такси. Злюсь на водителя из-за грязной, замусоренной машины, из-за того, что встал как мудак – перед лужей. Но за 40 минут дороги из аэропорта он так осточертел бесконечными попытками разговора, что машину переставить не прошу, расплачиваюсь и боком выбираюсь в теплый, еще влажный после дождя город. Вытягиваю за наплечную ручку свою сумку, серую, два года, без особых примет, и ремешок издает странный звук типа «крак», обрываясь где-то в креплении. Сумка уже снаружи, я совсем теряю равновесие, славно задуманная поездка-сюрприз с каждой минутой летит к неведомым, но злым чертям. Через час я буду вспоминать и прокручивать в голове именно этот момент. Когда вместо того, чтобы оставить сумку в машине, я оглядываюсь в поисках места почище, и взваливаю ее на каменный бортик – то ли клумба, то ли урна. Прошу водителя о минуточке, а раздражение поднимается все выше, уже колет злой волной грудную клетку. Минута, две, хрен его знает, но отлетевшая защелка отыскивается под сиденьем, и, поднимаясь, я даже успеваю уловить краем глаза движение там, где стояла сумка.
Кадр два. На кадре два нет почти ничего. Когда я, придурок, придурок, придурок, возвращаюсь после короткой и бессмысленной погони в пустоту, такси уехало. Возможно, таксист не заметил, что на заднем сиденье была моя вторая сумка. (Краткое содержимое – паспорт, права, адрес Веры в блокноте, деньги. Обратный билет, да. Телефон). А может, он как раз очень хорошо заметил.
На этом наш комикс прерывается на реальную жизнь, в ней у меня есть город, в котором я впервые, где-то неподалеку дом давней подруги, но она ждет меня только завтра и, кстати, страсть к дешевым эффектам, раз уж мы об этом. Я тупо сажусь на скамейку рядом с той самой урной-клумбой и думаю про Полянского и свою несъеденную 24 года назад сахарную булку. Потом я осматриваю карманы. Несколько сотен, полупустая пачка жвачки, ключи от дома. Еще часы на руке. Сейчас почти девять, темнеет. Я продумываю комбинации, которые могут меня спасти из этой нелепицы обратно в прекрасную, тщательно спланированную поездку. Но все комбинации дают зеро, ноль, пусто.
«Телефона нет в нем верин номер можно было бы позвонить попросить в каком-нибудь заведении один звонок последний адвокату хаха кстати в милицию надо бы черт с ним сейчас надо что-то делать да и где эта милиция адрес адрес мне только ее адрес нужен как же я сказал этому таксисту улица шелеста одиннадцать или шелеста четырнадцать тут три дома три долбанных крейсера надо вспомнить хоть квартиру тогда просто проверю все три». И тут мне становится страшно. Господи, хорошо хоть на ноуте пароль, и эта тварь не будет рыться в моих записях, фотографиях, музыке, не станет копаться своими ручонками прямо в моей голове.
Я пока не думаю о восстановлении паспорта и билетов, надо решить, что делать в ближайшие минуты. Встань и иди. ОК,встаю и иду. В сторону оживленного проспекта, к людям, где можно влезть в вечернюю болтанку города и притворяться, что тоже спешишь куда-то.
На память я знаю только номер офиса и домашний родителей. Оба бесполезны. Вспоминаю последний разговор с Верой, когда я, такой хитрый и неожиданный, разузнавал обиняками, будет ли она дома накануне моего приезда. Тут же меня осеняет, и я смеюсь очевидности разгадки. Любой интернет-салон – и я свяжусь с Верой, да с кем угодно свяжусь, я брошу свою бутылку с письмом и ко мне приплывет сапфировый лайнер, да хоть рыбацкая лодка, согласен и на плот. Вначале я спрашиваю только подростков, кому еще знать, где здесь водится Интернет. Мне дружелюбно рассказывают про точки бесплатного вайфая. Про кафе с платным вайфаем. «Мм, постойте, я, кажется, один видела интернет-салон. Лет пять назад он был двумя кварталами выше». Снова зеро. Интернет достоверно есть на почте, но она, как сочувственно мне объясняют, закрылась в семь часов. Я почти готов проситься домой к этим мальчикам и девочкам, где есть связь, где мне дадут, наверное, кружку чая как гостю, пусть и непрошенному. Источники ценной информации про почту смотрят на меня вопросительно – а что дальше буду делать? – я понимаю, что они не откажут, ну вот этот парнишка точно пустит к себе. Но я так и не прыгнул когда-то с большой вышки в лагере, вот и сейчас не могу заставить себя. Одна фраза – и я вскоре буду у Веры, зализывать раны и считать урон. Но пустая трусость побеждает, говорю «спасибо» и ухожу, как будто ведомо мне, куда.
У меня есть немного денег, наутро я с ней свяжусь. Наутро все станет нормально. Под утешительный речитатив мыслей я сижу на лавке у автобусной остановки, разглядывая проезжающие машины. Они все знают, куда ехать, хочется остановить любую и попросить – возьмите с собой, я буду очень тихим, ну или общительным, если надо. Но машин становится все меньше, я смотрю на часы – 90% моего нынешнего капитала – и понимаю, что уже полночь. Теперь я не Робинзон на обитаемом острове, а дикий охотник в диком лесу. Мне надо добыть пищу и пещеру, чтобы укрыться от хищников в незнакомой местности. Пройдя вдоль опустевшего проспекта, я ожидаемо встречаю кафе. С едой и живыми людьми. Первым делом спрашиваю про Интернет у официантки. Ну хоть в кабинете управляющего, не может же начальство без нормальной связи. Пустите, тетенька, пожалуйста. Девушка в безликой фирменной оболочке упорно открещивается – нет, совсем никакой сети. Но есть сэндвич дня. Хороший, большой сэндвич, который я ковыряю до закрытия, изощренным Прокрустом пытаясь растянуть предлог пребывания в кафе.
Или я сейчас небритая Золушка. Пробьет назначенное время, и теплый дворец превратится в темноту и неизвестность. А вот и гонец с плохой вестью: «Извините, мы закрываемся, вот счет». Несколько часов в простом, понятном мире, где не надо было судорожно искать выход, стоили почти всего, что у меня оставалось. Честная цена.
Прислонившись к стене, я наблюдаю, как выходят один за другим официанты, повара. Одну группку забирает такси, остальные курят и треплются в ожидании машины. С девчонкой, что вежливо изгнала меня из временного рая, мы встречаемся взглядами, и в плавающем свете вывески я вижу в ее глазах секундное понимание. А потом – ту же вышку бассейна и пропасть, в которую надо шагнуть, чтобы спросить у незнакомца, есть ли у него ночлег на эту ночь. Она быстро вдыхает, как перед прыжком, и делает шаг назад. Зеро. Я киваю чуть заметно – да, я понимаю, невозможно же, страшно, не принято. Разворачиваюсь и ухожу, чтобы не смущать.
Почти два ночи. Даже на освещенных улицах жизнь замирает. Первыми исчезают покупатели возле киосков. Машины пролетают редкими метеорами в безмолвном космосе квартала. И гаснут окна, одно за другим. Когда погаснет последнее, я останусь один в темной комнате. И раз она размером с город, то и монстры, вышедшие из шкафа, будут большими. И стоять, и идти куда-то одинаково страшно и безнадежно. Мой последний островок безопасности – Верин двор, где по темным водам ночи плывут куда-то три одинаковых крейсера. В одной из кают не сняв тельняшку спит моя подруга, и не видит как я размахиваю руками на бегу, сигнальной азбукой передавая SOS.
Оказавшись в ее дворе, я тяжело дышу, побег на короткую дистанцию – еще один бессмысленный поступок. В шкафу, как и в тот год, когда у меня украли булку, оказываются только вешалки да пыль. Монстры давно переехали. Над подъездом тускло маячит лампочка, за пределами маленького круга света все тонет в неразличимости. Я наугад ухожу от светового пятна туда, где днем видел качели. Сажусь на прохладный пластик и прекращаю бояться. Даже когда в ногу меня толкает лбом бродячий кот только вздрагиваю слегка, от неожиданности. Ночной грязный зверь хрипло и коротко мявкает. Дружок, у меня только жвачка, извини. Он не обижается, и какое-то время греет мои колени, потом так же, без предупреждения, спрыгивает и уходит. Ночь холодна и безразлична. Ей не пожалуешься
