— Хочешь, помогу?
— А как?
— Загляни ко мне в гости. Конечно, лучше бы с бутылкой.
— Где я тебе ее возьму?
— Что, Татьяна ограничивает?
— Более чем.
— Несправедливо, — покачал головой Юрий. — Если ты заводишь себе мужика, то поступай с ним по-человечески! Или уж не заводи, правильно?
— Да я уйду, наверно. Только — куда?
— Не пропадешь. Раньше у тебя вид был, извини, совсем придурковатый, а сейчас на человека похож, сразу видно. Ты, может, серьезными делами занимался?
— Я тоже так чувствую. Но не помню.
— Совсем ничего?
— Так… В общих чертах.
— Да… — с философской интонацией сказал Кумилкин. — Какая ни была поганая жизнь, а забыть ее как-то жалко… Будто ее и не было, получается. Будто и не жил!
— То-то и оно.
Оба помолчали. Гоша думал о чем-то смутном, а Кумилкин вспоминал свою поганую, как он сам выразился, жизнь.
Ему не повезло, по молодости он влип в историю: в привокзальной пивной возникла драка, одному проломили бутылкой голову. Прибывшая милиция никого не застала, кроме лежавшего на полу потерпевшего и пьяного до бесчувствия Юрия. Его и взяли, его и судили, ему и впаяли срок. Правда, молодая жена Юрия, самоотверженная женщина, решила так дела не оставлять — наняла адвоката, добилась нового расследования. В ходе его отыскались свидетели, да и сам потерпевший, между прочим, остался жив и, хоть смутно, но помнил, что бил его кто-то маленький, лысый и усатый, а Кумилкин роста был приличного, волосы имел густые, а усов при этом никогда не носил. Шло дело к тому, что будет пересуд и Юрия отпустят. Но не успели: ему уже впаяли в тюрьме новый срок.
Почему и за что? Объяснение простое: тюремное начальство, изучив сопроводительные документы, сразу поняло, что Кумилкин не виноват. А оно знало: человек, сидящий безвинно, обиженный, склонен к беспорядкам и вообще социально опасен. Поэтому, чтобы заключенный отбывал срок послушно, с осознанием его заслуженности, начальство быстро оформило Кумилкину добавочный год за злостное и умышленное нарушение режима, заключавшееся в укрытии под подушкой заточки. Дал Юрию заточку один кореш, выходивший на волю, дал на память, не знал же Кумилкин, что сразу же после исчезновения кореша в бараке будет шмон по шконкам. Зато винить некого: не надо было брать в подарок холодное оружие!
И все же у Юрия было ощущение, что сидел он зря. Тем более жена, хоть и сделала все для его спасения, не дождалась, вышла за другого. Тогда-то он и захотел взять кассу и залечь на дно.
Касса нашлась на территории кирпичного завода — навели добрые люди. Она плохо охранялась, и туда можно было проникнуть через подвал. Юрий выгреб всю наличность, которой, увы, хватило лишь на дюжину бутылок водки, и залег на дно, то есть у одной знакомой чмары, а под утро его замели, легко отыскав с помощью служебной собаки. Но зато он шел в тюрьму уже уважаемым человеком, не по бытовухе, не мужиком.
Освободившись, год жил тихо, выжидал и высматривал. И высмотрел солидную и верную кассу — в помещении местного отделения одной партии, которую щедро финансировали из Москвы. Денег там всегда уйма! — уверял Юрия хмельной юный функционер с чубчиком, которого Кумилкин пас и обхаживал два месяца. Юрий хорошо подготовился, аккуратно взломал дверь, вскрыл сейф и ничего, кроме пустоты, не увидел. Недоумевающий, он вернулся домой, где его через пару часов и взяли. В сизо Кумилкин прочел ехидно подсунутую ему следователем местную газету со статьей и фотографией функционера с чубчиком; тот горестно рассказывал, что партия потеряла несколько миллионов рублей…
И понял Кумилкин, что мечта его несбыточна, поэтому и стал после освобождения вести относительно честный образ жизни и строить планы о семейной гостинице…
Тряхнув головой и освободившись от раздумий, Юрий предложил:
— Взял бы взаймы у Татьяны?
— Не даст.
— А ты попробуй.
Гоша попробовал, и, удивительное дело, Татьяна дала.
В доме Одутловатова и Кумилкина вечером был пир: водка, пиво, колбаса, огурцы маринованные, килька пряного посола.
Кумилкин, пока гость не опьянел, начал его прощупывать.
— Зона — понимаешь, что такое? Помнишь?
Гоша покачал головой:
— Смутно…
— А это что? — показал Кумилкин колоду карт.
— Стирки, — выскочило у Гоши.
— Верно! — обрадовался Кумилкин. — Я сразу почуял, ты наш человек! Так, может, сметнем в буру или в секу?
— В буру втроем надо как минимум.
— Я не буду, — отказался Олег Трофимович. — Я ваших воровских игр не знаю.
— Ну, тогда в секу, — предложил Кумилкин, кинув для пробы по три карты за себя и партнера и открыв их. — Надо же, как ты меня сразу сделал! Ну — всерьез?
— По масти считаем или по цене?
— Сечешь! По масти!
— С джокером или шахой?
— Джокера нету, пусть шаха будет. Трефовая.
— Идет. На кон сколько?
— Полтинник для начала. Только у меня нет, — огорчился Юрий. — На интерес разве?
— На интерес в секу беспонтово метать.
— Ну, дай взаймы на ставку.
— А если я сразу выиграю?
— Буду должен — или я падла!
— Ладно.
И они начали играть.
Одутловатов с интересом смотрел, ничего не понимая.
Гоша неведомым образом вспомнил все тонкости игры, он играл умело, но азартно, а Кумилкин хитро, расчетливо.
Игроки вошли в раж, то и дело восклицали:
— Проход! Пас! Свара! Вскрываюсь! Втемную!
Смотрит Одутловатов на Гошу: цигарка в углу рта дымится, глаз прищурен, голова набок, ну — урка уркой!
Да и Кумилкин нахваливает:
— Жох ты, Гоша, я смотрю! В больших ходил!
— Да уж не шестерил, не ссучился! — важно отвечает Гоша голосом бывалого сидельца.
И играет уверенно, четко. Как выиграет кон — Кумилкин бурно горюет, матерится, рвет на себе волосы. Как проиграет, Кумилкин быстро это замнет, сдает по новой. И полное ощущение, что Гоша почти все время в выигрыше.
Но почему-то оказалось, что он довольно быстро проиграл всю свою наличность и начал играть в долг. От огорчения он выпивал все чаще, но так, чтобы язык и руки шевелились, а голова соображала.
Под утро обнаружилось, что он проиграл Кумилкину, если считать в долларовом эквиваленте (ибо для простоты к концу начали ставить именно доллары, хоть их и не было), тысячу тридцать четыре с копейками.
