Георгий изумился. Рената приняла это за несогласие и прибавила:
— Хорошо, полторы. Но не больше!
— Ладно, — сказал Георгий.
А Татьяна, узнав об этом, даже присвистнула:
— Ни фига себе! Да я за такие деньги год в магазине стою! Ну, не год… — поправилась она. — Хорошая у тебя специальность, я смотрю!
— Еще не специальность. Но освоить попробую.
Начались труды и мытарства Георгия.
Рената оказалась женщиной капризной, требовательной. Она с дней своей ранней деловой юности (челночницей была, матери помогала) усвоила, что человека, который на что-то соглашается с первого раза, не уважают. Поэтому, кстати, обладая красивой внешностью и незаурядным телом рубенсовских параметров, она до сих пор не вышла замуж. Богатым девушкам вообще в этом смысле труднее, чем бедным: выбор очень уж ограничен, не за всякого пойдешь. А главное: мужчины, которые решались подступиться к ней, робели перед ее красотой и характером и, если получали отказ, сразу исчезали. А отказ они получали обязательно: Рената не могла нарушить собственной установки на несогласие при первом запросе. Второй же запрос никто не осмеливался сделать. Конечно, одна она не оставалась — наездами дружила с одним солидным министерским чиновником, приезжал к ней иногда молодой массажист с гибким телом… Но жизнь-то идет!
Она забраковала пять эскизов, выбрав в итоге первый (который ей сразу понравился).
Предполагалось:
С внешней стороны дома, где подъезд, все просто: мощение декоративным булыжником, фонари, несколько зеленых елочек.
Пологий холм с обратной стороны своей формой подсказывал сделать террасы. На них тоже елочки — зелено круглый год. В центре дорожка, усыпанная мелким красным гравием — хорошо впитывает влагу.
Внизу небольшой пруд с фонтаном.
Все просто, элегантно, изящно.
А изюминка: ротонда в углу, а вокруг нее разнообразные кустарники и многолетние цветы. И конечно, камни самой разной формы и величины. В пруду тоже камни — на них, когда они под водой, можно смотреть бесконечно.
Георгий горячо взялся за работу. Подключил Толика и Костю, пообещав заплатить.
Им деньги были нужны: купить вместо своих битых великов настоящие спортивные байки. Тем более что работа, посильная мальчишеским рукам и соображению, — дорожки насыпать, землю ровнять, ямки копать.
Они старались, а вечером голова к голове листали, мечтая о покупке, журнал “Mountain Bike”, выбирая самые передовые модели мощных велосипедов — как минимум восемнадцатискоростных.
Но без настоящих помощников было трудно — слишком много черновой тяжелой работы и такой, для которой нужны взрослые, более или менее умелые руки.
Один нашелся сам — Валера Абдрыков.
Он навестил Татьяну по поводу взять взаймы, так как праздник спасенной жизни у него продолжался, а средств не осталось: из квартиры находящейся на излечении сожительницы Веры он вынес и продал все, что можно, работать же совсем отвык, да и не брали уже никуда: вид крайне непрезентабельный даже для грузчика.
Татьяна, естественно, отказала.
— Допился совсем, — сказала она, жалея его не как бывшего мужа и не как человека, а как отца своих детей, которым, как ни говори, будет неприятно, если он сдохнет от пьянства в канаве.
— Это мое дело! — гордо ответил Абдрыков. Он даже в просительной ситуации старался держать характер. Держал, правда, из последних сил. — Ты не бойся, я отдам.
— С каких шишей, интересно?
— За работу получу.
— За какую?
— Да там, — махнул рукой Валера в сторону мифической работы, про которую он уже и забыл, как она выглядит. Ему было так худо, что не осталось даже энергии на то, чтобы убедительно соврать.
Георгий в это время как раз вернулся с участка Ледозаровой, умывался перед ужином. В семейный разговор вмешиваться не собирался, но тема оказалась близкой и не вполне семейной, поэтому он предложил:
— А ко мне не хотите пойти?
— Землю таскать? — спросил Абдрыков, знавший о делах Георгия.
— Да хоть бы и землю таскать в том числе, — не стал попусту обольщать его Георгий. — Не задаром же.
— Если бы что-то квалифицированное, я бы мог.
— А что вы умеете квалифицированное?
— Да все. Кирпич ложить, фундамент заливать, по столярке-малярке все умею, — приукрашивал свои способности Абдрыков.
Глянув на Татьяну, Георгий по ее усмешке понял, что Валера привирает. Но все-таки сказал:
— Ладно, попробуем.
И взял Валерия.
Потом к ним присоединился Кумилкин.
Это было неожиданно для него самого: шел мимо, остановился, понаблюдал, как Абдрыков заливает цементным раствором дно будущего пруда, сказал:
— Это ж тебе не бассейн, а пруд. Ему в дне вентиляция воды нужна — или она стоячая тут будет?
— Вода лучше проточная, — сказал находившийся здесь же Георгий. — А вы откуда такие тонкости знаете?
— Да делал пруд одному начальнику, — сказал Кумилкин, умолчав, что это был начальник тюрьмы.
— А рассказали бы?
Кумилкин сначала рассказал, потом показал, потом Георгий предложил ему войти в бригаду, Кумилкин было отказался, но пришел на следующее утро:
— Ладно. Просто деньги нужны, чтобы уехать отсюда к черту. Или в виде первоначального капитала на гостиницу.
Так он оправдал перед самим собой собственное странное желание поработать — ибо то, что делали Георгий и Валера, его неожиданно заинтересовало. Фантазию можно применить. Не скучно.
Проводил здесь все свободное время (а другого и не было) и дважды инвалид Одутловатов.
Тоже сначала порыскивался помочь, но отстранили: ничего толком не умеет и быстро выдыхается.
Зато Одутловатов помогал морально: сидя в теньке, рассуждал о пользе труда и красоты, причем рассуждал толково. Мы ведь, говоря о деле, гораздо умнее, чем тогда, когда это дело делаем.*
— В России живут некрасиво! — сказал он.
— Удивил, Олег Трофимович! — воскликнул Кумилкин, дробя камень. — Кто ж этого не знает?
— Ты, Юра, считаешь, что я о наших нравах? Некрасиво — в смысле, ну, как говорят — некрасивый поступок? Плохой, то есть?
— Ну.
— Нет. То есть и в этом плане тоже, но я в плане красоты как украшения.
— Это правда, — понял мысль Одутловатова Абдрыков. — Он оперся о лопату, закурил и развил мысль: — Всю жизнь в грязи живем — и нам нравится. Народ такой.
— А мы по-другому жить не можем и не должны! — защитил народ Одутловатов, хотя начал с явной критики. — Могу обосновать!
