одну сигарету. – А я начинаю относиться к нему как к человеку! – оценил он свое поведение вроде бы со стороны. – Ну и что, что как к человеку? А кто он мне? Сын!' Тут Борис Алексеевич надолго задумался о своих взаимоотношениях с кибернетическим мальчишкой, которого он взялся воспитывать.
Тем временем голые ноги, вынутые из обуви, порядком уже застыли, и Морозов, косясь на соседа, обул свои ботинки, удивляясь, почему он не сделал этого раньше. А попутчик который вроде бы и не отрывался от телевизора, сидел в ботинках. Когда только он успел?
Сашку он получил через три дня с целой рукой и досрочно подросшего.
– Еще полгода побудет в этом детском саду и будем переводить! – сказала ему дежурная, которая с глазками. Оказалось, что ее звали Лидия Ивановна, что она не замужем, с высшим образованием. – Наши решили; что нельзя держать два срока в одних яслях: слишком заметен рост. А вашего брали на тестирование, и все остались очень довольны. Главный даже сказал: 'Хорошего мальчишку растит этот Морозов'. Так Сазанов, вы же знаете характер Сазонова, прямо расцвел, он же вас один тогда отстаивал. – Она относилась к числу людей, которые стремятся сказать что-нибудь хорошее, как только появится малейшая возможность для этого.
Довольно скоро в яслях, а затем и в детских садах начинали интересоваться, где мать ребенка. В последних яслях Борис Алексеевич ответил, что 'сбежала с гусаром' Но матерью настойчиво поинтересовались еще раз, якобы надо было поговорить с ней о рационе ребенка, поскольку стул его стал неустойчивым. Морозов про себя улыбнулся этой женской провокации, вспомнив о 'питании', 'стуле' и прочих отправлениях робота, и сказал, что он отец-одиночка, что мать скончалась родами.
После этого персонал ясель стал чрезвычайно внимателен к нему, Сашку очень хвалили за послушание, понятливость, а особенно за то, что он писал в горшочек по команде. Воспитательницы помоложе, лишенные необходимого мужского общения, мило кокетничали с Морозовым. Особенно страшноватая, колодистая нянька Синицына, по имени ее никто не называл. Синицына, видимо, твердо решила, что он ее законная добыча: бесхозный, холостой мужик с ребенком, так нуждающийся в женской ласке и помощи опытной, работящей воспитательницы детских ясель.
Впрочем, она была не так уж и далека от истины. Парикмахерша Тоська забастовала, ее, видите ли, не устраивали редкие посещения Морозова, отсутствие представительства и светских развлечений. 'Ни в театр с тобой, ни в кабак, – вдруг заявила она. По-видимому, у нее кто-то появился. Борис Алексеевич не стал допытываться – все равно связь надо было рвать, он чувствовал это, и слава тебе, господи, что вышло так, без обиды и с ее 'подачи'.
Так он обрубил все концы прошлого, где и плохое и хорошее было связано с 'agfa vita', и не было блага без нее или радости, не связанной с ней.
Подросший ребенок теперь отнимал все больше и больше времени. Он начал задавать вопросы. Причем с увеличением объема запасенной информации вопросов становилось не меньше, а больше. По советам методистов, а больше – родителей со стажем, Борис Алексеевич купил географические карты с климатическими зонами и зверями, сводил мальчишку два раза в зоосад.
Реальные животные произвели на Сашку огромное впечатление.
– А что, папа, все звери что-нибудь едят?-спросил он после зоосада.
И Морозов понял, что для ребенка, никогда не испытывавшего голода, необходимость в питании не есть аксиома. Дальнейшие рассуждения привели его к мысли, что отсутствие чувства голода может привести ребенка к недопониманию многих сторон человеческой жизни и деятельности, к искаженному представлению о людях. Он пошел в 'консультацию'. Был консультационный день научных руководителей проекта. Принимал Сазанов.
– Борис Алексеевич, рад вас видеть. Садитесь! – от радушия даже огромные круглые очки консультанта излучали доброе сияние. – Как Сашка? Впрочем, мы его видели! Мировой парень!
– У него чувств нету, Виктор Васильевич. Совсем нет никаких чувств! – тихо сказал Морозов.
– А надо? – спросил Сазанов. – Нужны ли роботу чувства?
– Нужны, – кивнул собеседник. – Он иначе не поймет нас с нашими чувствами и наши побуждения во многих случаях. А не поняв, может посчитать, что мы лжем. А уж это недопустимо при воспитании даже робота.
– Вы так думаете? – задумчиво протянул Сазанов. – Ну, что же, чувства можно симитировать, схемы-то были предложены. Придумаем что-нибудь попроще.
– У него нет даже чувства голода!
– Нет? И что же?
– Не зря говорят, что сытый голодного не разумеет. А ведь здесь даже не сытый! У меня есть предложение, Виктор Васильевич!
– Даже? Я охотно… Давайте!
– Надо, чтобы его желудок был подвешен шарнирно, с возможностью вертикальных перемещений.
– Для чего?
– Тогда, смонтировав под нижней частью желудка электрический контакт, через который течет ток жизнеобеспечения, мы получим при полном желудке хорошее контактное давление, низкое сопротивление и расчетный ток жизнеобеспечения, а при пустом – недостаточное контактное давление, отсюда высокое сопротивление и, следовательно, ток ниже расчетного. Отсюда, с пустым брюхом у него будут хуже реакции, медленнее движение и так далее.
– Хорошо. Но он один раз поест, и целый день контакт работает нормально.
– Ну-у, тут проще простого. Две камеры, соединенные шлангом, на манер песочных часов, что ли! Все равно и сейчас пища в его желудке подвергается воздействию кислот для переработки.
– Пишите заявку на авторское свидетельство, Борис Алексеевич. Сегодня же напишите! – уверенно сказал Сазанов.
Морозов заявки не послал. Но через несколько дней его вызвали по телефону в 'консультацию'. Сашку забрали, а когда он получил его обратно, там же из рук Виктора Васильевича, первое, что мальчишка сказал, было:
– Папа, пошли скорее домой, кушать хочется! Сазанов рассмеялся:
– Борис Алексеевич, мы вашу схему немного усложнили. Сами увидите, когда мы принесем вам заявку на подпись.
Так у Сашки появилось еще одно чувство. Первым было чувство страха за свою целостность.
Примерно в это же время в процессе познания ребенком мира произошел забавный эпизод. Мальчишка пришел из детского сада озабоченный. Пока отец готовил пищу, стоял в дверях кухни и пытался задать вопрос. Наконец, уже сидя с отцом за столом, спросил:
– Папа, а откуда я взялся? Откуда, вообще, берутся дети?
По условиям, согласованным с Сазоновым, ответ должен был быть однозначным. Договорились сообщать ребенку только правду.
– Дети? – Борис Алексеевич подыскивал удобную форму для истины. – Дети берутся из животов у мам. Они там в тепле растут. И если ты видишь молодую женщину с большим животом, значит, там сидит маленький ребенок. Такой тете надо помочь, уступить место для сидения, открыть тяжелую дверь. Понял?
Борис Алексеевич был очень доволен и своим ответом, и ловко пристроенным поучением. И следующая фраза Сашки просто выбила его из колеи:
– А Галина Николаевна. – Галина Николаевна была воспитательницей детсада. – А Галина Николаевна сказала, что детей находят в капусте. – Слава конструкторам, что его бедная голова не разрегулировалась от этих противоположных сведений.
– Все правильно, сынок. Все правы, – ответил Морозов. – Большинство детей берется все же из животов мам, но некоторых, как, например, Галину Николаевну, находят в капусте!
Морозов и сам не понял, как у него вырвалась эта шутка. Ребенок никакого юмора все равно ведь не понимал.
Неделю после этого молоденькая Галина Николаевна, передавая в детском саду ребенка, не смотрела ему в глаза. И только в понедельник следующей недели она, ничего не говоря, звонко расхохоталась.
