В отличие от большинства мужчин своего времени Шеррод Мэрроу не считал, что женщина — это рабыня, которую можно возносить или ниспровергать по желанию, независимо от того, что диктуют современные нравы. Он видел слишком много неоправданной грубости, физической и духовной, как в своем Лондоне, так и здесь, во Франции, и обрывал всяческие отношения с мужчинами, унижавшими женщин. Он смеялся, когда слышал разговоры о легком покладистом нраве своей жены. В действительности она была восхитительным тираном и помыкала мужем и прислугой.
Мэрроу вздохнул. Чем старше он становился, тем лучше понимал, что знает о мире и человеческой натуре гораздо меньше, чем ему кажется. При всем при том ему нравилось делать для людей добрые дела — наподобие того плана, который он разработал для Колби.
Его дворецкий будет сопровождать ее до Кале и проследит за тем, чтобы она благополучно погрузилась на борт корабля, отправляющегося в Дувр.
…Колби сбежала к себе в спальню задолго до того, как закончился вечер.
— Завтра утром, на рассвете, мы уезжаем в Лондон, — сказала она Айлин. — Упакуй только то, что необходимо в дороге.
Услышав, что придется оставить так много прекрасной одежды, девушка пришла в ужас, однако холодный тон Колби свидетельствовал о бесполезности споров.
— Айлин, я не собираюсь обсуждать это с тобой, — предупредила она, и служанка смирилась. — Если хочешь, можешь оставаться здесь до тех пор, пока лорд не вернется домой.
— Мне потребуется час на сборы, мадам, — сказала девушка, принимаясь за работу.
Колби улыбнулась, чтобы немного успокоить Айлин, на лице которой все еще сохранялось обиженное выражение. Да, для этого путешествия Колби потребуется все ее мужество. По правде говоря, она не вполне была уверена, что поступает разумно и что у нее достаточно веские основания для этого побега. Однако теперь уже глупо думать о чем-либо, что могло бы ослабить ее решимость.
— Моя семья нуждается во мне, — мягко произнесла Колби, стараясь успокоить девушку и при этом убеждая саму себя. — Я слишком долго была в отъезде.
Айлин улыбнулась, чувствуя облегчение от того, что ее хозяйка больше не сердится.
В молчании они вместе принялись за дело и быстро закончили сборы. Однако неукротимая Айлин не могла удержаться от того, чтобы потихоньку не упаковать несколько изумительных туалетов, сшитых для Колби парижскими портными.
Сама же Колби оставалась непреклонной. Она никогда не простила бы себе, если бы взяла что-нибудь сверх того, что было ей абсолютно необходимо. А ей нужны были лишь несколько сувениров, как напоминания о медовом месяце и безграничной щедрости Нэвила.
Они как раз закончили свой труд, когда услышали голоса Нэвила и его слуги в гардеробной.
— Иди, упакуй свои вещи и приходи сюда завтра в пять, — сказала Колби, выгоняя Девушку из комнаты. — И ни с кем не разговаривай.
Облачившись в ночную рубашку, она забралась в постель, захватив с собой бювар, поспешно набросала пару писем и задула свечу.
Чувствуя усталость и опустошенность, она без сна лежала на подушках, пытаясь отвлечься от шума в соседней комнате и от человека, который его производил.
Казалось, минула вечность с тех пор, как Нэвил последний раз приходил к ней, но тоска по его ласкам не только не ослабевала, а, напротив, становилась все сильнее. Что бы она ни говорила себе, это нисколько не уменьшало ее боль и ее желание. Она как священную реликвию хранила в памяти каждый проведенный вместе миг и, как ни старалась, была не в состоянии выбросить все это из головы. Нэвил стал для нее чем-то вроде лихорадки, и чем больше она злилась на то, что он имеет над нею такую власть, тем больше понимала, что не в силах излечиться.
«Я никогда не перестану бороться с ним. Все изменится, как только я вновь обрету благоразумие Англии и Броули. Я погружусь в работу и не буду больше думать ни о чем. Это мой долг». Она закрыла глаза руками, пытаясь сдержать жгучие слезы, ставшие последнее время ежевечерней прелюдией ко сну и забвению.
Дверь открылась, и луч света упал на кровать. Колби затаила дыхание, пытаясь справиться с жаром, поднимавшимся изнутри и готовым заставить ее нарушить все обещания, которые она себе дала.
Колби не была уверена, что даже силы воли всего мира ей хватило бы на то, чтобы отказать ему в эту последнюю ночь. Она ждала. Свет погас так же внезапно, как и появился. Более всего на свете Колби хотелось помириться с ним. Конечно, она могла бы быть более сговорчивой, но Нэвил знает, что это не относится к числу ее талантов. Господи, какая она несчастная!
Глава 32
Ночами Броули выглядело темным и задумчивым.
До наступления сумерек Аугустус Пэнэман несколько часов изучал дом с разных сторон.
— Сначала мы пойдем к южному крылу, понял?
— Я не могу этого сделать. — Голос Харвея Кортнэйджа был сиплым от ужаса.
Пэнэман выругался и достал из кармана дуэльный пистолет. Он ткнул дулом сзади в шею Харвея, и тот, теряя равновесие, выронил из рук незажженный факел, споткнулся о него и, ускорив тем самым свое падение, покатился вниз по склону.
— Или огонь, или свинец, — пригрозил Аугустус Пэнэман, поднимая Харвея с земли. Чужой страх доставлял ему удовольствие, и он не скрывал этого. — Мне осторчертело ждать, когда вернется эта сука!
План заключался в том, чтобы, пригнувшись как можно ниже, стрелой промчаться в высокой траве нескошенной лужайки.
— Я кое-что подложил в собачьи миски, но кто знает, — сказал Пэнэман. — Так что не околачивайся слишком близко, они могут нас учуять.
— Господи, когда ты последний раз мылся? — прошипел Кортнэйдж, стараясь оскорблением укрепить свою храбрость. Его желудок свело судорогой. Каждый раз, когда он видел бывшего управляющего имением, тот вел себя все более странно и казался все безумнее. Кортнэйдж ругал себя за то, что вообще связался с этим человеком.
По сигналу они бросились бежать, уже у дома на ходу зажигая факелы.
Глава 33
Рита Фаберже спешила в столовую, ее халат развевался за ней следом. Брат и слуги не могли понять, что с ней случилось. Уже много лет они не видели, чтобы она появлялась к завтраку, да еще в таком растрепанном виде.
— Пьер, выйди и захвати с собой всех остальных, — сказала Рита дворецкому, — и закрой за собой дверь.
Андрэ улыбнулся. В ее жизни все — сплошная драма Расина, и он спокойно ждал, когда поднимется занавес.
— Колби бросила Нэвила.
Однако не так-то просто было вывести из равновесия Андрэ Барро.
— То есть ты этим хочешь в своем неподражаемом стиле сказать, что Колби уехала без разрешения Нэвила?
— Именно так, простофиля. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить холодность между ними. Но сбежать — это уж слишком эксцентрично, — сказала она, наслаждаясь своими новостями. — Неприятность заключается в том, что она его любит, а он, воплощение британской сдержанности, холоден и
