Передышка

Занятно будет поглядеть на него теперь.

Пятница, 17 мая

Свершилось наконец. Я сидел в кафе возле окна. Ничего не ждал на этот раз,

ни на кого не смотрел. Кажется, подсчитывал свои расходы, тщетно пытаясь свести

баланс за май, такой тихий месяц, воистину осенний, когда я просто утопал в долгах.

И вдруг, подняв случайно глаза, увидел ее. Не видение, не призрак, а просто — и

насколько это лучше,— просто Авельянеда. «Я пришла выпить обещанный кофе»,—

сказала она. Я вскочил, налетел на стул, уронил ложечку, звон поднялся такой, будто

свалился огромный половник. Официанты глядели на нас разинув рты. Она села. Я

поднял ложечку и хотел тоже сесть, но у этих чертовых стульев зачем-то всегда

загнута спинка, и я зацепился пиджаком. Репетируя нашу долгожданную встречу, я

такой эффектной сцены не предусмотрел. «Я вас, кажется, напугала». Она смеялась

от всей души. «Есть немножко, что верно, то верно»,— отвечал я, и это меня спасло.

Неловкость исчезла, мы поговорили о конторе, о сотрудниках, я вспомнил несколько

1 Известный американский киноактер 20-х гг.

46

давних забавных историй. Авельянеда смеялась. На ней была белая блузка и темно-

зеленый жакет. Волосы растрепаны, сбиты все на одну сторону, словно ветром. Я так

ей и сказал. Она достала из сумки зеркальце и, глядя на себя, опять стала смеяться.

Смеется над собой, значит, очень уж хорошее у нее настроение, это меня

обрадовало, и я решился: «Знаете, я из-за вас переживаю самую большую в своей

жизни катастрофу». «Финансовую?»— спросила она, все еще смеясь. «Нет.

Душевную». И она перестала смеяться. Вскрикнула: «Ничего себе!» — и замолчала,

ожидая, что я скажу дальше. И я сказал: «Видите ли, Авельянеда, то, что вы сейчас

услышите, вполне возможно, покажется вам бредом. Ну, вы тогда так и скажите, и

все тут. Ладно, хватит ходить вокруг да около: я, кажется, люблю вас». Я подождал

несколько секунд. Ни слова. Смотрит пристально на свою сумку. Как будто

порозовела немного. От радости или от смущения — я определить не пытался. Я

продолжал: «Учитывая мой возраст и ваш, разумнее всего было бы мне промолчать,

но мне кажется, что я в любом случае должен поднести вам этот дар. Я ни о чем не

прошу. Если вы сейчас, завтра или вообще когда угодно скажете мне «хватит», я

больше не обмолвлюсь об этом ни словом и мы будем по-прежнему дружить. Насчет

конторы не тревожьтесь, то есть не бойтесь, что вам будет неловко со мной

работать; я умею вести себя как полагается». Я опять помолчал. Вот она рядом,

совсем беззащитная, вернее, под моей защитой, ибо я сам защищаю ее от себя. Как

отнеслась она к моим словам? Сейчас скажет, и, что бы она ни сказала, это будет

означать: «Вот так ты отныне станешь жить». Я не мог больше выдержать, я

спросил: «Ну так как? — и, попытавшись улыбнуться, прибавил шутливо (но

получилось не смешно, потому что голос мой дрожал): — Что вы имеете мне

объявить?» Она отвела взгляд от сумки. Подняла глаза, и я сразу понял, что самое

страшное меня миновало. «Я знала,— сказала она — Потому и пришла выпить

кофе».

Суббота, 18 мая

Вчера я остановился на том, что она мне сказала, и больше писать не стал.

Нарочно хотел кончить день этими словами, в них бьется надежда. Она не сказала:

«Хватит». И мало того, не только не сказала «хватит», она сказала: «Потому я и

пришла выпить кофе». Попросила один день или хоть несколько часов, чтоб

поразмыслить. «Я знала и все равно растерялась. Надо как-то прийти в себя».

47