– Тебе, конечно, виднее. Но, по-моему, нам следует избегать городов и взять курс на лес.
– Ты можешь идти, Виктор? – спросил Фрике у паренька.
– Да, Флике. Я холосо ходить с тобой.
– Ну что ж, тогда в путь.
Вдруг Фрике весело рассмеялся.
– Ты смеешься, сынок? С чего бы это, позволь узнать.
– Знаешь, я вспомнил одну пьеску, которую видел в балагане на Елисейских полях. Это любимый театр моего детства. Полишинелю, оказавшемуся в тюрьме, удается отдубасить охранявших его жандармов, избить до полусмерти комиссара полиции и выбраться на свободу, оставив в камере вместо себя своих тюремщиков.
Виктор понятия не имел ни о балаганах, ни о любимом герое французской детворы Полишинели, но, видя, как его друзья весело хохочут, тоже от души рассмеялся.
Часа через три, оказавшись в густом лесу, где уже можно было не опасаться погони, друзья прилегли на землю под большим деревом в ожидании рассвета. Вскоре голод дал о себе знать.
Фрике, хорошо изучивший в свое время этот район Океании, понимал, что рассчитывать на охоту им не приходится, ибо по совершенно необъяснимым причинам на этом большом гористом острове, покрытом великолепными лесами, в большей своей части необитаемом, можно встретить всего лишь несколько видов млекопитающих, одни из них – яванские макаки (macacus cynomolgus), которых можно увидеть только на Малайских островах; изредка попадаются дикие тигровые кошки (felis pardinoides), многие считают, что водятся они только на Тиморе; встречаются здесь также представители одного из видов циветты, которую называют еще генеттой (paradoxurus fascidatus)[179], тиморский олень (cervus timoriensis), восточный кускус (cuscus orientalis) и дикая свинья (cus timoriensis). К тому же водятся они в местах, почти недоступных человеку.
К счастью, в ту минуту, когда первые лучи солнца осветили верхушки деревьев, беглецы увидели двух туземцев, которые, вероятно, несли в город всякую провизию. Обитатели Тимора – известные воры. Постоянно воюя между собой, они безжалостны к своим врагам, но с большим уважением относятся к европейцам, которые могут себя чувствовать на острове почти в полной безопасности.
Оба туземца были типичными представителями папуасов – курчавые кустистые волосы, темная кожа и длинный нос сердцевидной формы, что является отличительной чертой этого племени. Полуголые, с набедренными повязками из куска материи, доходившими им до колен, они с грустным видом не спеша шли по тропинке. Каждый из них держал в руках свой знаменитый национальный зонтик, без которого ни один уважающий себя островитянин не стал бы пускаться в путь. Этот зонт – большой пальмовый лист, все перистые листочки которого тщательно сшиты и не могут разойтись, а при желании легко складываются. Когда же начинаются столь частые в этих местах ливни, путники тотчас раскрывают свои зонты и прикрывают ими плечи.
Ленивые от природы, они не слишком торопились. Покинуть деревню заставило их лишь полное отсутствие спиртного. У одного за спиной был украшенный перьями и ракушками туго набитый мешок. Другой же сгибался под тяжестью корзины дикого меда.
Туземцы искренне обрадовались встрече с нашими беглецами, нарушившей монотонность их путешествия, да и потом, кто знает, они могли продать или же обменять прямо на дороге свои товары. Приветливо улыбаясь, туземцы приблизились, один из них предложил европейцам аппетитные, хорошо подрумяненные лепешки, другой – мед, выложив свое угощение на широкие листья вместо тарелок. Великодушие туземцев растрогало наших друзей.
Папуасы, видя, что их угощение пришлось европейцам по вкусу, весело рассмеялись и произнесли несколько непонятных фраз на своем гортанном языке. К счастью, они могли кое-как объясниться по- малайски, и Виктору снова пришлось выступить в роли переводчика. Пьер и Фрике узнали, что их новые знакомые жили в горах, в маленькой деревушке, что добраться до нее европейцы смогут, когда солнце будет в зените, часов приблизительно через шесть, что жители деревни будут рады чужеземцам, если они пожелают туда отправиться.
– Вы очень добры, мои милые островитяне, – не переставал повторять Фрике. – Какая жалость, что у нас нет ни гроша и нам нечем вас отблагодарить. Будь у меня хоть какие-нибудь бусы, которые так любят жители этих мест, но, увы… А знаешь, – обратился он к Пьеру, – лепешки эти очень вкусны, можно подумать, что они из настоящей пшеничной муки. Хотелось бы знать, из чего они их делают.
– Да, ты прав, неплохо было бы всем морякам иметь всегда про запас такие лепешки.
При этих словах боцман машинально развязал узел, служивший ему ночью подушкой. И, к его великому удивлению, оттуда на траву со звоном высыпалось несколько серебряных и медных монет. Глаза у островитян загорелись. Они хорошо знали цену этим металлическим кружочкам, знали, что смогут обменять их на огненную воду, а она даст им несколько часов радости.
Фрике перехватил этот взгляд и от души рассмеялся.
– Эти деньги, вероятнее всего, заработаны нечестным путем, но вам до таких тонкостей нет дела, не настолько вы щепетильны. Можете положить их себе в карманы, если у вас, разумеется, есть таковые. Знаешь, Пьер, я очень рад, что мы так распорядились нашим трофеем. Пусть на сей раз не оправдается пословица: «Чужое добро впрок не идет». Пусть оно пойдет впрок нашим славным островитянам.
Оба чернокожих в полном восторге схватили монеты и, полагая, вероятно, что они в этот день достаточно потрудились, решили, что в городе побывать они всегда успеют, а сейчас не станут расставаться со своими новыми друзьями и вместе с ними вернутся к себе в деревню, а имеющиеся у них припасы они вместе съедят по дороге.
Европейцев подобный план вполне устраивал, он обеспечивал им несколько дней передышки. Плотно позавтракав и хорошо отдохнув, наши друзья вместе с туземцами снова пустились в путь. Шли они по еле заметной тропинке, и та, петляя, привела их к подножию высокой горы, взобраться на которую было нелегко, но зато потом… Какие великолепные виды открылись их глазам, как чист и прозрачен был горный воздух! Позади остался густой удушливый туман, сквозь который лишь к полудню пробиваются лучи солнца. Освободившись теперь от этого болезнетворного тумана, путешественники легко шагали, любуясь высокогорным плато, где росли прекрасные кофейные деревья, свидетельствовавшие о необъяснимой беспечности колонистов.
Следует заметить, что португальцам, населявшим восточную часть острова, хотя редко кто из них не страдает болотной лихорадкой, не пришло даже в голову построить себе дома на возвышенности. Они настолько ленивы, что не занимаются возделыванием обширных земель, расположенных на высоте трехсот метров, где кофейные деревья растут, не требуя никакого ухода. И более того, они сами лишают себя одной из ценнейших сельскохозяйственных культур, вид которой вызывает в этих местах удивление у путешественников. Мы говорим о пшенице, прекрасно растущей на высоте тысячи двухсот метров над уровнем моря.
Видимо, климат Тимора обладает какими-то особенностями, если пшеница, характерная обычно для районов с умеренным климатом, может расти в тропиках на столь значительной высоте. Этот остров, наверное, – единственный в Океании, где можно увидеть такое. И что удивительнее всего, зерно прекрасного качества, и хлеб из здешней пшеницы не уступает хлебу, испеченному в Европе, хотя муку здесь изготовляют самым примитивным образом.
Португальцы считают ниже своего достоинства самим сеять пшеницу.
Из-за своей немыслимой лени колонисты, вместо того чтобы как-то поддержать земледельцев, помочь им расчистить новые участки и проложить дороги, предпочитают привозить пшеницу из Европы, хотя буквально в двух шагах от их дома прекрасные плодородные земли и много свободных рук.
Эта необъяснимая бесхозяйственность и является причиной бедности Тимора в сравнении с другими землями в тропиках. Прояви поселенцы хоть немного усердия и доброй воли, что, видимо, несовместимо с темпераментом легендарных потомков бывших хозяев Малайских островов, они превратили бы эту жалкую колонию в богатейшую житницу.
Так рассуждал Фрике, глядя на небольшое поле пшеницы, тонкие и крепкие стебли которой сгибались под тяжестью золотистых колосьев.
– Ну и лодыри, – говорил он, – вместо того чтобы грабить торговые суда, заниматься вымогательством, закрывать глаза на гнусности морских разбойников и сажать под замок честных и безобидных
