– У меня на родине мамаша Бигорно, прекрасная кулинарка, утверждает, что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц.
– Совершенно с ней согласен.
– Я тоже. Главное, не оказаться в роли разбитых яиц. А вообще, мы с тобой и не такое повидали. Справимся и на этот раз.
– К тому же люди обычно склонны преувеличивать опасности, угрожающие тем, кто вроде нас не боится приключений.
– Да, ты прав. Так, добропорядочные буржуа в больших городах, например в Париже, покрываются холодным потом даже при одной только мысли, например, о путешествии. Отправиться из Кале в Дувр представляется им героическим поступком, а перед отъездом из Марселя в Алжир они уже составляют завещание, не понимая, что смерть подстерегает нас на каждом шагу и, быть может, по дороге к нотариусу простой горшок с цветами или водосточная труба свалится бедняге на голову.
– И разбойники ночью могут напасть… а всякого рода эпидемии… пожары… А крушения поездов…
– Черт побери, если собрать все это вместе и сравнить с морской прогулкой, то окажется, что разница не так уж велика.
– Одним словом, гораздо проще вдвоем взять судно на абордаж, чем уцелеть во время эпидемии холеры.
– Ах, вот оно что! Все понятно! Твой план великолепен. Теперь я тоже не сомневаюсь в успехе.
– Да?
– Конечно! Неужели мы не сможем зацепить одну из этих шаланд?
Было около трех часов дня, когда оба европейца вместе с Виктором увидели наконец жалкие лачуги, громко именуемые городом Дили. Как и всегда в этот час, местные жители наслаждались в своих гамаках послеобеденным отдыхом. На улицах можно было встретить лишь нескольких малайцев. Они, словно саламандры, не боялись палящего солнца и, сидя на корточках на раскаленной набережной, со свойственным их племени азартом во что-то играли.
Фрике окинул взглядом порт, и лицо его выразило разочарование. На якоре стояло лишь с полдюжины американских и малайских торговых кораблей, рядом с ними видно было несколько парусников с острова Целебес[181], постоянно курсирующих между Купангом, Дили и Макасаром.
– Вот неудача! Ее тут нет!
– Ты о чем?
– О шхуне, которую мы должны взять на абордаж, о «Палембанге»
– У этой старой акулы, ее капитана, есть причины не подходить к берегу. – Пьер покровительственно улыбнулся и указал пальцем на море. – Он из осторожности остановился не на рейде, а милях в двух от него, у швартовой бочки, указывающей на проход.
– Ты полагаешь?
– Сынок, уж если такому морскому волку, как я, хоть раз довелось поплавать на каком-нибудь корабле, он узнает его из тысячи. А потому я готов побиться об заклад, что это – наш чертов разбойник.
– Все ясно. Лодок здесь предостаточно, и изнывающие от безделья малайцы с удовольствием нас туда отвезут. Сейчас увидишь, что значит носить мундир.
Тут же преобразившись, Фрике с усталым и высокомерным видом, свойственным португальцам в колониях, отдал сквозь зубы приказание Виктору, сопроводив его величественным жестом, отыскать лодку и двух гребцов. В двух шагах от них находилась группа малайцев. Они заметили этот повелительный жест и бросились исполнять приказание, переданное им на их языке жителем Поднебесной империи.
Через пять минут наши друзья, уже неслись вперед по серо-зеленым волнам. Гребцы, полагая, что на борту у них находятся колониальные власти, усердно налегали на весла. По всему было видно, что господа португальцы, когда им бывает нужно, умеют заставить повиноваться.
Корабль рос на глазах. Пьер не ошибся, это была та самая голландская шхуна. Фрике дотронулся до сабли, убедился, что ее нетрудно будет достать из ножен, затем зарядил ружье и повесил его через плечо. Пьер молча последовал примеру друга. Лодка вскоре подошла к шхуне и остановилась возле пенькового троса, так что вахтенный ее даже не заметил.
– Я поднимусь первым, – сказал Фрике. – Ты последуешь за мной, а уже потом, когда мы окажемся на борту, к нам присоединится Виктор.
Несмотря на висевшие за спиной ружья и сабли, бившие по ногам, друзья с присущей им ловкостью взобрались наверх, быстро перемахнули через борт судна и с важным видом вступили на палубу.
Пьер дважды топнул ногой и крикнул командирским тоном:
– Эй! Кто там на корабле!
Услышав зычный голос, вахтенный, дремавший на посту, выпрямился.
– Для португальского таможенника, – рассмеялся Фрике, – у тебя, надо признаться, неплохой акцент.
– Ах, черт побери! Я бы должен был крикнуть на их языке. Но ничего не поделаешь, теперь слишком поздно. Этот негодяй уже насторожился. Надо его схватить.
– Не беспокойся.
«Негодяй», о котором шла речь, был помощником капитана. Озадаченный, не зная как отвечать – по- французски или по-португальски, – он направился к нашим друзьям. Положение становилось щекотливым. Фрике, как всегда, не растерялся и быстро нашел выход из положения. С обворожительной улыбкой парижанин сделал шаг навстречу.
– Все в порядке? – осведомился он любезно. Затем, не ожидая ответа удивленного голландца, продолжил: – У нас тоже, благодарю вас! А как поживает дорогой капитан, минхер Фабрициус ван Прет, надеюсь, он находится в добром здравии?.. Видите, мы переоделись. Такая уж нам пришла в голову блажь. Одежда весьма неудобная, особенно во время путешествия. Этот бедняга Пьер весь взмок, да и с меня пот льет в три ручья.
Моряк совершенно оторопел. Он машинально протянул руку Фрике, и тот, по-видимому, был так рад свиданию, что голландец уже не смог высвободить свою руку.
– Но, сеньор француз… господин таможенник…
– Ладно, дружище, пусть это вас не смущает, по наружности не судят, и мы не стали таможенниками оттого, что натянули эти мундиры. Ну как, вы узнали своих бывших благородных пассажиров?
– Да, я действительно вас узнал… Но как вы здесь оказались?.. И в этих мундирах?
– Мы вам расскажем все это, когда окажемся в открытом море, – ответил Фрике, не выпуская руку, которую он с сердечной улыбкой все крепче сжимал в своей.
– Но, господа, мы не должны брать на борт пассажиров. Во всяком случае, таково мнение капитана. Он хотел, как вы знаете, когда забирал вас с Буби-Айленда, подписать с вами контракт. И если бы вы так внезапно не покинули нас после появления мастера Холлидея…
– Настоящая каналья, этот ваш мастер Холлидей, – прервал его Пьер. – Свидание со мной будет стоить ему недешево. Уж я-то сумею взять мерзавца на абордаж. Он еще горько обо всем пожалеет.
– Но, в конце концов, что вам надо? – спросил встревоженно помощник капитана.
– Чтоб вы поставили паруса и взяли курс на запад, не слишком удаляясь от десятой параллели. Объяснения последуют чуть позже. Если вас что-то не устраивает, мой друг Пьер Легаль возьмет на себя управление кораблем.
– Господа, – ответил решительно моряк, – вы можете делать со мной что хотите, но я категорически отказываюсь вам повиноваться. Капитан спустился на землю, и на борту, кроме меня, почти никого нет.
– Прекрасно! – воскликнул Фрике. – Тем лучше для нас. Не стоит ломаться, прикажите приготовиться к отплытию, я так хочу.
Этот юноша, веселый и задорный, произнес последние три слова таким властным тоном, что заставил бы содрогнуться даже самого отчаянного смельчака. Голландец, однако, заупрямился.
– Нет! – ответил он, пытаясь высвободить руку.
Фрике побледнел, его светло-голубые глаза стали стальными. Он еще крепче сжал пальцы помощника капитана.
